— Да.
Ауси вытащил носки, внимательно рассмотрел их. Потом заглянул в пакет.
— Больше там ничего нет, — сказал Лои.
Вынув из кармана десятикроновую бумажку, Ауси протянул ее мальчику.
— Не надо… Мне Лёйвей уже дала, — извиняющимся тоном проговорил Лои.
— Ничего, сбегай на берег и купи себе конфет.
Лои поблагодарил Ауси и снова помчался на пристань. Получить деньги на сладости — совсем не то, что на зубную щетку.
Их можно было считать его долей в общем улове, которую он получил досрочно, в Рёйвархёбне. Мальчишки, игравшие в промысел, прекрасно знали, что каждому рыбаку причитается такая доля.
Лои направился вдоль берега к старой шлюпке, лежавшей на отмели рядом с церковью. Одна из ее бортовых досок была выломана и валялась поодаль. Лодка была моторная, но сейчас она лежала без дела и вряд ли ее собирались спускать на воду, во всяком случае, этим летом. Хорошо было бы прибрать ее к рукам. Купить крон за пятьсот, вставить новую бортовину, и лодка была бы как новая. Тогда судовладельческая фирма Лои расширилась бы… А назвать лодку можно «Сомнение» или лучше «Проворный».
— Чего ты здесь ошиваешься? — прервал его размышления недовольный голос. — Разве ты не знаешь, что этот берег принадлежит моему отцу?
Лои обернулся и увидел мальчика-подростка, сердито смотревшего на него.
— Здравствуй!
— Но мальчик не ответил на приветствие. Он был худой и длинный как жердь, одет в серый костюм и белую рубашку с бантом на шее. На тонких ногах болтались черные резиновые сапоги. Лицо мальчика было бледное и невыразительное, он холодно рассматривал Лои, словно тот был марсианином, случайно очутившимся на берегу моря. Мальчик заметно отличался от других жителей поселка: рёйвархёбнцев привычнее было видеть в клеенчатых передниках и бахилах, парадную одежду они надевали лишь на рождество или, может, еще на День моряка[16].
— Говоришь, этот берег принадлежит твоему отцу? — спросил Лои, когда они вдоволь насмотрелись друг на друга.
— Да, и этот берег, и сельдяной склад, и два судна, которые сейчас причаливают, и вон те дома, и все люди, которые на него работают. Он — самый богатый человек в Исландии, а когда он умрет, все это перейдет по наследству ко мне.
Голос подростка звучал тихо и глухо. Лицо его оставалось безжизненным.
— Если люди работают на твоего отца, это не значит, что они принадлежат ему, — сказал Лои, оправившись от изумления.
— Ему принадлежу я, принадлежит мама, — принадлежат его рабочие. Это всё его собственность. Ты, видимо, плохо разбираешься в деньгах… Сколько тебе лет?
— Восемь… скоро исполнится девять.
— А как тебя зовут?
— Лои Кристинссон. А тебя?
— Ислейвюр. У тебя есть сколько-нибудь денег?
Лои покачал головой, крепко сжимая в кармане свои банкноты. Ислейвюр продолжал разглядывать его.
— Что ты делаешь в этой дыре? — спросил Ислейвюр, проведя рукой по своим стриженным ежиком волосам. — Приударяешь за какой-нибудь работницей?
— Ты что?! Я на промысле. Наше судно ожидает разгрузки, мы не можем выгрузить улов, пока…
— А тебе платят?
— Конечно.
Ислейвюр кивнул, по-прежнему не сводя внимательного взгляда с Лои.
— А ты чем занимаешься? Работаешь на складе у своего отца?
Ислейвюр скорчил гримасу, словно ему напомнили о чем-то неприятном.
— Ты что, псих? — чуть слышно произнес он.
— Разве тебе здесь не интересно?
— Какое там интересно! Тут же никто не видит дальше сельдяной бочки.
— По-моему, тебе было бы полезно поработать на разделочной площадке.
— А по-моему, ты недоумок, — сказал парень. — Неужели ты считаешь, что я стану мараться на каком-то складе? Это меня мамаша вытащила из Рейкьявика и заставила три недели торчать здесь, рядом с вонючей жиротопней. Пригрозила, что иначе не возьмет меня в Германию.
— В Германию?
— У меня мать немка. Du bist ein Dummkopf[17],— сказал Ислейвюр и, задрав голову, посмотрел на небо.
Лои на мгновение притих от этих незнакомых слов, которые, видимо, относились к погоде.
— А ты знаешь, что такое лабардан? — нашелся он.
— Это по-немецки? — спросил Ислейвюр, и в его серых глазах промелькнуло подобие интереса.
— Нет, — спокойно отвечал Лои. — Это по-русски.
Ислейвюр подошел ближе.
— Ты знаешь русский?
— Нет, не знаю… Но у меня предки оттуда.
— Врешь ты все! Может, ты коммунист?
— Нет, я дальвикец.
— А что означает лабардан?
— Это такая треска, которую особым образом разделывают и вялят. У нее вырезают потроха, оставляют хвост и…