Возвращаемся с кортежем, сопровождаемые колонной носильщиков, как путешественники колониальной эпохи. На обратной дороге удалось купить сливочное масло: оно упаковано в большие голубые банки с жёлтыми звёздами и надписью: Помощь Европейского Сообщества суданскому народу, продажа запрещена. Видимо оно прибыло с судном гуманитарной помощи и теперь жулики продают его на уличных углах.
Мы останемся всего на несколько дней. В зоне порта запрещено фотографировать и нельзя сойти на берег без письменного разрешения портовой полиции. Запрещено приближаться к судам стоящим у пирсов. Запрещено выходить из города. Воды нет. Бензина и дизтоплива нет. В аптеках пустые полки. И в довершение, каждый раз когда возвращаемся на борт, вооружённый охранник грязными руками шарит в мешках с тем немногим, что удалось купить.
Каждое утро с лодки наблюдаю процессию людей, спускающихся помыться в порту. Вода здесь затхлая и дурно пахнет, но другой нет и они с удовольствием заходят в море — мужчины с голым торсом, женщины одетые с головы до пят. Делают несколько шагов и садятся, наружи остаётся только голова. Так можно раздеться и помыться, укрывшись от чужих взглядов мутной водой. Подумать только, кто-то мне говорил быть осторожнее, так как в порту полно акул…
Теперь Порт Судан просто красное пятно на берегу пустыни, в окружении дюн, холмов и гор. Зелёная тетрадь с заметками Ренцо лежит открытая на штурманском столике, мы идём курсом на юг. Примерно через тридцать миль мы должны найти город Суакин.
Едва мы вышли из порта, вода под килем снова стала прозрачной и поверхность моря играет золотыми бликами. Какой контраст между чистотой моря и безнадёжностью городского агломерата! И море опять пустынно, только одно судно.
— Смотри, судно. Кажется стоит.
— Наверное контрабандисты.
— Не думаю, слишком близко от берега.
Один раз, именно в этих местах у нас уже была странная встреча. Мы шли на «Vecchietto», поднимаясь к Средиземному морю в конце нашей первой кругосветки. В море заметили судно, казалось оно дрейфует, по крайней мере не на ходу и стоит поперёк ветра. Это тревожный знак. Суда не останавливаются просто так посреди моря. Мы находились в двадцати милях от берега, на границе территориальных вод и шли в бейдевинд, при сильном ветре и большой волне. Идя своим курсом мы должны были пройти слишком близко у них по носу. Мы решили связаться с ними по радио.
— Парусная яхта, парусная яхта вызывает судно. Не можем понять ваш манёвр.
Подтвердите, что вы не на ходу.
Ответ пришел сразу и был для нас холодным душем:
— Sailing boat, keep away, keep away. — Голос говорил по-английски, но акцент был индийский или пакистанский и тон не вызывал желания дискутировать. Мы повернули без всяких возражений, потому что в море так: территория без законов, где правила часто диктуются только с позиции силы.
Позже мы узнали, что судно за территориальными водами это плавучий рынок оружия, снабжающий Сомали.
Однако сегодняшнее судно, кажется банальный контейнеровоз, и я корректирую чуть-чуть курс так, чтобы пройти от него на небольшом расстоянии.
Море гладкое как озеро и плавание кажется просто отдыхом.
«Внимание» говорит лоция, «зона вокруг Порт Судан полна опасностей». Действительно, десятки отдельно стоящих коралловых барьеров поднимаются со дна как подводные грибы и стоят невидимые, пока не подойдёшь к ним вплотную. Иногда их замечают слишком поздно и всё Красное Море усеяно остатками кораблекрушений: судами, лодками, паромами, которые лежат на рифах как привидения, красные от ржавчины. Самые ранние из них даже указаны на морских картах, потому что видны из далека и в местах таких как это, где нет ни буев, ни маяков, даже сидящее на мели судно может быть полезным, сигнализируя о наличии рифа, на котором оно сидит.
Тем временем мы приблизились к контейнеровозу и уже можно различить краны на палубе, контейнеры и якоря под носовым свесом, которые блестят на утреннем солнце.
Странно. Судно слишком неподвижно для стоящего на якоре, и морская вода по мере приближения неожиданно меняет свой цвет. Из синей становится голубой, потом зелёной с желтоватыми пятнами. На какой то момент это меня озадачивает, не могу найти объяснения этому феномену. Может быть рыбья стая? Может быть манты — пытаюсь найти объяснение жёлтым пятнам. И вдруг до меня доходит:
— Поворачивай, Лиззи! Поворачивай, скорее поворачивай! — ору и бегу отключать ветровой рулевой и отдавать оттяжку фиксирующую гик.
— Какого чёрта… — Лиззи, лежавшая на палубе со своим дневником, понимает на лету, бросает всё и хватает шкоты стакселей, в то время как я, переложив руль полностью на другой борт, повисаю на гика шкоте, чтобы хоть как-то смягчить переброс гика на другой галс. «Barca Pulita» поворачивает через фордевинд, меняет направление на девяносто градусов и ложится на курс параллельный контейнеровозу, застрявшему навечно на коралловой банке всего в пяти милях от берега.
— Ты что, его не видел?
— Да совсем ничего не было видно. Только в последний момент увидел, что цвет воды меняется.
— Ты только посмотри, должно быть это недавно случилось.
— Странно что его ещё не разграбили.
Судно словно только что прибыло, кажется, что экипаж оставил его всего несколько часов назад, и никто пока не нашёл способа прийти и забрать контейнеры.
Ужас. Они, как и мы не видели рифа. И если ошибаются они, имея самые свежие карты, современные инструменты, радар и т. д., как мы можем претендовать избежать ошибок?
Продолжаем идти с гораздо большей осторожностью, проверяя каждую минуту своё положение, сравнивая его с картой и безостановочно оглядываясь вокруг.
— Это должно быть Фауад риф. Видишь его? Вон там, где вода слегка светлее. Вон то судно на мели вдалеке не отмечено на карте. А через две мили слева должна быть большая отдельная банка.
Я рассуждаю вслух. Лиззи делает вид что слушает, хотя она погружена в записи. Неважно.
Я разговариваю с ней, чтобы не потерять концентрацию. Лодка плывёт, день клонится к закату и риф тянется в море играя бесчисленными оттенками синего и голубого.
Уже почти закат, когда мы входим в канал углубляющийся в глубь берега и в глубь пустыни. Думаю о словах Ренцо: «Входишь через арку сложенную из больших камней, как в средневековых городах, с деревянным порталом, защищённую двумя пушками…»
— Но куда же подевался город? Канал ведёт на юг, вклиниваясь в пустыню между безымянными отмелями серого песка. Ширина канала примерно сто метров и глубины кажется достаточно, но вода мутная, и чтобы не рисковать, приходится идти очень медленно.
Город не появляется.
Потом канал сужается. Тянется между серых берегов, иногда попадаются хижины, видимо нежилые. Коричневая вода не позволяет видеть дно, и мы двигаемся всё медленнее, не отрывая взгляда от эхолота и соревнуясь с солнцем, которое быстро спускается к горизонту.
Если оно зайдет прежде чем мы доберёмся до места, будет совсем нехорошо.
— Сколько ещё? — спрашивает Лиззи.
— Не знаю, здесь написано только следовать каналом. — отвечаю я, поднимая глаза — Смотри, там справа кажется более светлая вода!
Лиззи резко перекладывает румпель влево. Длинная песчаная коса вытянулась перегородив почти весь канал. Проходим её едва не касаясь противоположного берега.
— Ух… На волосок. И что теперь?
Идти дальше всё более рискованно, но и остановиться нельзя — недостаточно места чтобы встать на якоре. Не остаётся ничего другого как продолжать, надеясь что информация верна, что канал за эти годы не занесло песком и что он не будет дальше сужаться. Проходим ещё одну излучину, ещё одну… и открывается невероятное. Островок абсолютно круглой формы, перед которым водная дорога останавливается и раздваивается, охватывая его. И на острове стоит город с башнями, арками, мечетями и большим порталом, защищённым пушками. Я забираюсь на мачту и с высоты вижу аккуратные улицы, пересекающие его с одного края до другого, большие здания, частично обрушенные, свидетельствующие о невероятном великолепии древности.