Всю ночь я проторчал в штурманской рубке, ожидая, когда же появится вулкан Араид. Еще утренняя заря не заиграла, как явно прямо по курсу стала видна его большая сахарная голова. Прошло около часа, и она превратилась в пирамиду с белой вершиной. Это уже не чудеса, а остров, и таким островом мог быть только вулкан Араид. Видимость на море отличная, волнение стихло.
Пролив между мысом Лопатка и Курильскими островами прошли в такой туманной мути, в которой мыс Лопатка был едва различим, но удары его туманного колокола доносились отчетливо.
Вышли в дышащий сильной зыбью Тихий океан. Какой же он тихий, когда его могучие волны плавно поднимают наш корабль на высоту многоэтажного дома и также плавно опускают в бездну. Такой мощи валов в других океанах мне встречать еще не приходилось.
Нагромождение бесчисленных высоких гор завораживало. Многие обозначенные на карте маленькие заливчики и бухты издали и разглядеть невозможно, пока не подойдешь к ним поближе. Вот она какая — Камчатка с дымящимися среди гор вулканами. Стою на мостике, вооружившись биноклем, гляжу и наглядеться не могу на созданный природой такой мощный и величественный ландшафт.
Вечером спустился в каюту и попросил, чтобы меня разбудили на подходе к Авачинской губе. Просыпаюсь и вижу в иллюминатор хмурое утро, падающий снег. Работы гребного винта не слышно, значит, корабль стоит. Его не качает, а это может быть только при стоянке в укрытом порту. Пробую открыть дверь, но она не поддается. Еще раз нажал — толку никакого. Мне на помощь пришел Фомин. Приналегли на дверь вдвоем — немного поддалась, полуоткрылась, и тут мы увидели, что на палубе снегу чуть ли не в метр высотой. С койки вскочил Матвеев. Теперь уж втроем жмем на дверь. Наконец она открылась, и мы смогли выйти из каюты. Корабль стоял бортом у причала пристани, весь засыпанный снегом. Красноармейцы, для которых транспорт привез овощи, лопатами рыли в снегу траншею, укладывая по ее краям снеговые кубики. Оказывается, едва корабль нацелился носом в малюсенькую гавань, к причалу которой подходили все приходящие в Петропавловск пароходы, как повалил густой мягкий снег.
Все это происходило в декабре 1937 года, накануне первых выборов в Верховный Совет. Поэтому мы с Матвеевым пошли в горсовет, чтобы выяснить, где будем голосовать.
— Люди вы военные, и голосовать мы пошлем вас в ту часть, для которой вы привезли овощи, — сказали нам в горсовете. — Накануне выборов приходите в горисполком, и мы вас быстренько доставим в эту часть.
До выборов мы успели побывать на судоремонтном заводе рыбной промышленности, на транспорте новой постройки, где капитаном была А. И. Щетинина (ныне Герой Социалистического Труда, капитан-наставник, преподаватель Высшего мореходного училища имени С. О. Макарова во Владивостоке).
Много лет спустя, в начале 70-х годов, нас, ветеранов, пригласили на встречу с курсантами Высшего мореходного училища имени С. О. Макарова. Через много лет я снова встретил Щетинину. Наши места в президиуме неожиданно оказались рядом. Теперь она была квалифицированным педагогом. Обаятельная, умная собеседница, человек, имеющий свои печатные труды.
Работа в Петропавловске продолжалась. Я мотался по всяким мысам и бухточкам, а вечерами знакомился с книгой первого исследователя Камчатки Крашенинникова, которую Матвееву все-таки удалось «раскопать» в местном музее. Таких книг у нас в стране сохранилось всего несколько экземпляров. Под честное слово директор музея разрешил Матвееву взять на корабль это бесценное сокровище.
Местный музей располагался почти на окраине города в маленьком домишке. Музей был невелик, но материалами богат. Тут были и ядра времен осады англичанами Петропавловска, и бутылка с нефтью, собранной на поверхности земли камчадалами, и много-много другого ценного и — интересного.
В ту зиму снега на Камчатке выпало на несколько метров. Местный флотский гидрограф подарил мне на память фотографию Петропавловска, на которой телеграфные столбы были засыпаны снегом до самого верхнего изолятора, дома — до крыш, а улицы превратились в тропинки, по которым можно пройти только пешком или проехать на собаках. Петропавловск-Камчатский в то время был большим селом с одной идущей почти по-над берегом улицей и многими переулочками и закоулочками, самым большим из которых была Сероглазка, где находился рыбоконсервный завод. Лишь позже, в 1945 году, после войны с Японией, сопровождая Анастаса Ивановича Микояна, побывавшего на всех Курильских островах, я увидел новый Петропавловск с торговым портом, с причалами на железных шпунтах, с широкими улицами, Домом культуры, новыми домами.
Накануне выборов в назначенное время мы с Матвеевым явились в горисполком. Нам выделили небольшой американский автомобиль А-3 с брезентовым верхом. Такие машины были в то время в ходу.
По укатанной дороге машина бежала довольно резво. Но постепенно стала все чаще буксовать, особенно на подъемах. Нам то и дело приходилось вылезать и подталкивать ее. Когда совсем стемнело, машина окончательно завязла в снегу. Вот положение — ни назад, ни вперед. Дорогу не знаем, шофера в такой ситуации одного бросать нельзя. А ночь все темнее. Сквозь разрывы низко несущихся облаков изредка проглядывала луна. К нашему счастью, часа через два нас нагнала санная подвода — пара коней с санями. Оказалось, возчик возвращался в ту же часть, куда надо и нам. Матвеев в более теплой одежде остался с шофером, а я на подводе отправился за помощью.
Кони заморились: чуть в сторону возьмут — по брюхо проваливаются в снег. Наконец они совсем выбились из сил, легли, а ездовой не может их поднять. Подвода остановилась, и пришлось мне дальше идти одному.
До воинской части добрался я с превеликим трудом. Немедленно по тревоге были подняты люди, а через час прибыла конная подвода, которую везли свежие лошади. Намаявшиеся кони устало шли сзади. Через два часа четверка коней прибуксировала нашу машину.
В день голосования погода выдалась редкая — чистое голубое небо, никакого ветерка, морозец такой, что под ногами снег скрипит. Мы втроем командир части, Матвеев и я — идем по расчищенной дорожке от штабной землянки к единственному, еще не полностью достроенному двухэтажному дому, в котором на первом этаже находится избирательный участок. Личный состав части, семьи командиров — все живут в землянках, из труб которых легкими султанчиками поднимается дым. Настроение у нас самое радужное, ведь идем голосовать за свою родную власть.
На избирательном участке особая торжественность. Голосующие одеты по-праздничному, разговаривают негромко, а бюллетени в урны опускают с гордостью. И мы тоже невольно, точно на параде, подтянулись. Проголосовав, пошли к штабной землянке.
Около землянки стояла машина, на которой мы приехали сюда. Увидев нас, шофер с тревогой сказал:
— Нам надо сейчас же, пока морозец держит, двигать обратно. Не то завязнем, как вчера. Можете мне поверить.
На море я не больно разбираюсь, а на суше могу вполне.
Наскоро пообедав и тепло распрощавшись с хозяевами, поехали в Петропавловск. Шофер выжимает из машины все, что можно, и без конца с тревогой поглядывает на вершину вулкана. Только когда въехали в город, он облегченно вздохнул:
— Слава тебе, проскочили. — И, уже обращаясь к нам, пояснил: — Вон, видите, над вулканом вроде тучка появилась. Значит, вскоре такая круговерть начнется, что носа не высунешь.
И верно, не успели мы прибыть на корабль, как усилился ветер и повалил крупный снег. Он шел всю ночь…
Вскоре корабль выгрузил овощи, которые привез на Камчатку, и принял положенные грузы, а комиссия закончила свою работу. Книгу Крашенинникова Матвеев сдал в музей. Когда все было закончено, мы вышли из Петропавловска в бухту Велючинскую, где можно было из водопада пополнить запасы пресной воды. Накануне Авача была покрыта льдом, блестела, что зеркало. Ночью штормовой волной лед взломало и ветром вынесло в море.