Я открыл дверь и зашагал по траве к своему бунгало. Лишь с трудом я смог одеться. Насколько я понимаю, в те минуты я был не так уж трезв. Но меня это не беспокоило. Труп меня тоже мало беспокоил – как-нибудь мы от него избавимся.
Когда я уже натягивал куртку, из нее выпал мой бумажник, а вместе с ним и билет в Хиббинг.
Я долго смотрел на билет, а потом отправился обратно в бунгало Корлисс, чтобы избавить ее от трупа этого Волковича.
7
Она стояла перед туалетным столиком и быстро приводила себя в порядок. Распухший глаз она припудрила.
– Брось ты это! Лучше одевайся быстрее!
– Хорошо, Швед. – Она покорно стянула с себя разорванное желтое платье. Под ним у нее ничего не было. Многие часы, проведенные ею под жарким солнцем южной Калифорнии, окрасили ее спину и ноги в медные тона. Тем не менее, когда она шла к платяному шкафу, казалось, что на ней надето белое сатиновое платье.
Она вынула из шкафа платье салатного цвета и, держа его перед собой, подошла ко мне, чтобы поцеловать меня.
– Я люблю тебя, Швед, – прошептала она.
– И я тебя люблю, Корлисс...
Тесно прижавшись друг к другу, мы поцеловались долгим и страстным поцелуем.
Потом я завернул труп в светлую ковровую дорожку, на которой он и скончался. Меня подташнивало, и мне не хватало воздуха, когда я вынужден был снова его развернуть, – я вспомнил, что его одежда все еще оставалась на стуле возле кровати.
Корлисс попыталась помочь мне, но у нее ничего из этого не вышло – даже было видно, как у нее дрожали руки.
– Мне станет плохо, если я хоть раз дотронусь до него, – прошептала она.
Я посоветовал ей пока посидеть на кровати, а сам начал одевать мертвеца. Корлисс села на стул и мрачно смотрела на меня.
Я надел на него белье, носки, а потом натянул и брюки, даже застегнув молнию. После этого я таким же образом надел на него рубашку и куртку и даже повязал галстук. Мне было тоже противно дотрагиваться до него, но по другой причине, не по той, что Корлисс.
Понятно, что это был труп, только труп, которые я нередко видел и в Африке, и в Средней и Южной Америке, а также и в открытом море. И тем не менее этот труп отличался от многих предшествующих. Этот труп шел на мой счет. В данный момент он еще шел по статье "непредумышленное убийство", но как только я сделаю попытку избавиться от него, никто уже больше не поверит мне, что убийство было действительно непредумышленное.
Поэтому я должен был спрятать его так надежно, чтобы его не смогли найти, хотя бы ради того, чтобы спасти свою собственную шкуру. Если его труп обнаружат, то обвинение уже будет совсем по другой статье.
Я переправил его в багажник "кадиллака" Корлисс и закрыл его. По ее предложению мы тщательно – чуть ли на четвереньках – осмотрели бунгало, проверяя, нет ли там каких-нибудь следов Волковича, которые мы могли бы оставить па невниманию.
– Первым делом я куплю завтра новый коврик, – сказала она.
Револьвер Волковича я нашел на полу и сунул его в карман. Потом я обнаружил несколько пятен крови, которая просочилась сквозь ковровую дорожку.
Корлисс поднялась.
– Ну, а что теперь, Швед? – нервно спросила она.
Я приказал ей обтереть стол, лампу и дверную ручку и вообще все, к чему он мог притрагиваться. А сам я тем временем промыл пол холодной водой.
К счастью, пол был выложен из каменных плит, которые к тому же еще были покрыты толстым слоем воска. Насколько я мог видеть, кровь нигде не просочилась в пол.
Когда я кончил с мытьем пола, я завернул тряпку в газету и сунул ее в тот же карман, в котором уже лежал револьвер Волковича.
Мои ботинки скрипели при ходьбе. Моя тяжелая форменная куртка была настолько мокрой, словно я проплыл в ней несколько миль.
Корлисс нервничала не меньше меня. Она дважды пыталась закрепить ремешок своих сандалий, но безуспешно. В конечном итоге это пришлось сделать мне. Она схватила меня за волосы.
– У тебя уже есть какая-нибудь идея, Швед? Насчет того, что мы с ним будем делать?
– Нет, – честно признался я. – Пока нет. Но до этого я должен знать, на каких исходных рубежах мы находимся.
– Что ты имеешь в виду под этим?
– Кто-нибудь видел, как он шел сюда?
Ее пальцы крепче вцепились в волосы.
– Нет... Во всяком случае, я не думаю этого.
Я поднялся и взял ее за плечи.
– Ты должна быть уверена в этом на все сто процентов!
– Я уверена. Я услышала стук в дверь минут через десять после того, как ушел Уэлли. Я думала, что это он вернулся, поэтому и подошла к двери, чтобы открыть ее. – Лицо ее исказилось, и я понял, что она вот-вот закричит: – А потом он взял...
Я сильно встряхнул ее так, что голова ее затряслась, как у тряпочной куклы.
– Перестань! Все уже позади! Он мертв! Не думай больше об этом!
– Я попытаюсь, Швед, честное слово!
– Когда он пришел?
– Приблизительно в половине третьего.
– Бар был еще открыт?
– Бар должен быть закрыт уже в два часа. Мэмми всегда строго следит за этим. Она не любит стоять за стойкой.
– Как ее фамилия?
– Мик. Она у меня нечто вроде экономки. А ее муж – садовник.
– Это тот маленький человечек в джинсах и сером пуловере?
– Да, похоже... Но почему ты заинтересовался ими?
– Я просто пытаюсь взвесить все возможности. Мэмми сегодня ночью работала в баре. Волкович тоже был там. Не мог ли он сказать ей, что он собирается навестить тебя?
Корлисс покачала головой.
– Нет. Я была с Джерри только один раз. И для Мэмми это такой же клиент, как и все, не больше.
Я вынул из шкафа ее верблюжье манто и вывел ее из бунгало к машине. После этого я аккуратно и почти без шума вывел машину со стоянки и направился в сторону шоссе 101, взвешивая в уме одну довольно рискованную идею.
Так я проехал миль пять. За это время ни один из нас не произнес ни слова, а я следил только за одним: как бы не превысить дозволенную скорость. Внезапно мне пришла в голову мысль, которая должна была прийти мне в голову раньше. Я сильно нажал на тормоз – так сильно, что в нас чуть не врезался ехавший за нами грузовик.
Корлисс схватила меня за руку.
– В чем дело?
– Его машина! – сказал я. – Ведь наверняка он пришел в бар не пешком! Значит, где-то поблизости должна быть его машина...
Казалось, что страх полностью парализовал ее рассудок.
– Где поблизости?
– Где-то в районе "Пурпурного попугая", – чуть не выкрикнул я ей в лицо со злобой и, развернув машину, круто и быстро помчался обратно, проклиная в душе весь ночной дизельный транспорт, шедший в сторону Лос-Анджелеса. Шофера этих машин то и дело слепили меня своими фарами, не говоря уже о том, что мне все время приходилось слышать их гудки, похожие на кваканье.
Перед темным баром стояли две машины. Одна из них, как мне объяснила Корлисс, старенький "форд", принадлежал Уэлли. В другой машине, сером "бьюике", в замке зажигания торчал ключ. Розовые водительские права, выданные на имя Джерольда Волковича, красовались на щитке водителя.
Я прислонился к "бьюику" и закурил сигарету. Прислушиваясь к стрекоту цикат, я медленно обдумывал в своей голове план. Потом, за короткий промежуток тишины, между двумя проехавшими мимо грузовиками, я выволок Волковича из багажника. Светлую ковровую дорожку я свернул и положил обратно в "кадиллак", с расчетом позднее избавиться от нее. Я разбил ему левую часть лица. Правая же выглядела совсем не так плохо. Если я надену ему набекрень шляпу, то его могут принять просто за пьяного. Поэтому я усадил его на переднее сиденье "бьюика" и надвинул ему шляпу на глаза.
Корлисс молча наблюдала за мной. Грудь ее быстро поднималась и опускалась, что свидетельствовало о волнении.
Когда я усадил его так, как мне нравилось, я сделал ей знак сесть за руль "кадиллака".
– Все время следуй за мной!