Под стеклом в витринах лежали немецкий «Люгер»[10], автоматический «кольт» модели 1911 г. калибра 45, автомат Калашникова, английский «Энфилд»[11], японский автоматический пистолет «Мицуи», израильское ружье «Стен», Ml[12], пистолет-пулемет Томпсона, немецкий «Краг»[13], автоматическая винтовка Браунинга, гранатомет, различные штыки и целый ассортимент обезвреженных гранат, каждая со своей подписью.
В противоположном конце зала располагались деревянные полки с альбомами большого формата в кожаном переплете. В альбомах хранились архивы, которые вел Керенский и прежние историки Легиона.
Роман подкатил к ним свой кислородный баллон. Он постучал пальцем по увесистому тому: это был один из трех архивов, за 1944 год.
Взяв альбом с полки, Росток положил его на стол. Керенский принялся быстро перелистывать страницы. В альбоме оказалось множество пожелтевших вырезок из газет, военных приказов, писем на микропленке, телеграмм и фотографий — начиная от черно-белых снимков небольшого размера и заканчивая огромными, разукрашенными вручную портретами.
Керенский остановился на глянцевой фотографии, изображавшей около двух десятков молодых людей в форме перед бронетранспортером С-47. Над головой у каждого солдата черными чернилами было выведено его имя.
— Вот тот самый специальный разведывательный взвод, — сказал Керенский. — Фотографировали в Майденферне, Англия. Это начало мая 1944 года, за месяц до дня высадки[14]. Вот Иван, вот это Борис, а слева — Флориан.
У Бориса Черевенко из всех троих была самая широкая улыбка. Флориан Ульянов в тот далекий момент, когда фотограф нажал на кнопку, закрыл глаза. Человек, которого Керенский назвал Иваном Даниловичем, был самым невысоким из троих и выглядел самым серьезным. Его квадратное лицо с решительно выставленной вперед челюстью показалось Ростку знакомым, однако имя, написанное у него над головой, не совпадало с тем, под которым его знали в городе.
— Если это Иван, то с именем какая-то путаница, — заметил Росток.
— Нет, тогда он был известен именно под таким именем, — улыбнулся Керенский. — Винс Дэниэлс. Многие иммигранты, поступавшие на службу, изменяли имя на американский манер. Вот и Иван Данилович превратился в Винсента Дэниэлса. Под этим именем он записался в полк, под ним и фигурирует в военных архивах. А когда война закончилась, он вернул себе русское имя обратно. Вот еще одна фотография, она сделана за пять дней до высадки, они как раз подстриглись.
— Они стриглись перед днем высадки? — переспросил Росток.
— Молодые парни, горячие сердца, — вновь улыбнулся Керенский. — Сбрили себе все волосы, кроме узкой полосы вдоль середины черепа. Хотели выглядеть как индейцы-могавки, вышедшие на тропу войны.
Перевернув страницу, он показал фотографии, где были запечатлены десантники с прическами могавков и разукрашенными лицами.
— Стойкости этих ребят можно только позавидовать. Они вызвались быть следопытами: приземлиться до высадки основной части десанта и разведать зону сброса. Именно они были первыми американскими солдатами во Франции. Так что наши трое друзей воевали с немцами еще за шесть часов до того, как первые союзные войска высадились на побережье.
— Об этом фильм был, — пробормотал Росток.
— Несколько фильмов, — поправил Керенский. — Но правильно так никто и не снял.
— В реальности все было хуже?
— Куда как хуже, — подтвердил Керенский. — Представьте себя на их месте. Через восемь месяцев после выпускного вечера вас сажают в самолет и вместе с дюжиной таких же ребят отправляют в Англию. Вы прибываете, проходит два часа, и в полночь вы десантируетесь в Нормандии. А внизу, в темноте, вас ждет чуть ли не вся чертова фашистская армия. По вам начинают палить из пулеметов, зениток, противовоздушных орудий и всего, что удалось найти. Ваши приятели погибают, не успев коснуться земли, прямо у вас на глазах. Кто-то взрывается в воздухе, когда пуля попадает в гранату на поясе.
В голосе Керенского отразился ужас давно прошедшей ночи. Его речь становилась быстрее, охваченный воспоминаниями, он, похоже, забыл о кислородном баллоне.
10
11
13
14