Объяснение выглядело логичным, однако ей не давало покоя его нервное поведение.
— Я уже сказала вам — Пол ничего никогда от меня не скрывал.
О’Мэлли пристально посмотрел ей в глаза, как будто пытался выяснить, насколько она с ним откровенна.
— Да, наверное, так и было, — наконец сказал он. — Я бы тоже не стал ничего скрывать от такой красивой женщины, как вы.
Он вложил ей в руку визитку.
— Позвоните мне после похорон, — предложил он. — Возможно, мы сумеем помочь друг другу.
Ничего не изменилось. Даже когда тело ее мужа лежало на первом этаже, все равно ближайший самец видел в ней только легкую добычу.
Она привыкла игнорировать подобные неуклюжие проявления внимания.
Однако подозрительную убежденность коронера в том, что у Пола были от нее секреты, проигнорировать оказалось сложнее.
3
Той же ночью в другой части города Виктор Росток делал вид, что не замечает человека, проскользнувшего в здание полицейского участка и теперь крадущегося к нему со спины. Временный шеф полиции Миддл-Вэлли, лицо которого было освещено ярким светом монитора, осознавал, что представляет собой заманчивую мишень. Этим вечером из двоих патрульных смены первый уехал с медиками по вызову 911, второй просто не пришел. В итоге, Росток находился в участке один. Для того, кому требовалось проникнуть внутрь, лучше возможности было не найти.
В Миддл-Вэлли под временным начальством Ростка работали девять полицейских, из них пять — с полной занятостью и четверо — с частичной. Полицейский участок занимал четыре комнаты кирпичного здания, некогда бывшего таверной. Холодильник для пива в задней части помещения переоборудовали под камеру, комнаты — под офисы.
Во времена процветания Миддл-Вэлли, когда численность населения городка превосходила пятнадцать тысяч, подобных таверн в нем были десятки. Тогда антрацитовые жилы, залегающие под землей, были настолько богаты, а нехватка рабочей силы — настолько острой, что горнодобывающие компании выписывали рабочих со всей Европы. Пассажирские лайнеры высаживали иммигрантов в Нью-Йорке и Балтиморе, откуда их на специальных поездах доставляли в северо-восточную Пенсильванию. Бум продолжался полвека. Когда залежи иссякли, владельцы шахт вернулись в Нью-Порт и Нью-Йорк, оставив после себя изрытые долины, загрязненные реки и обедневшие города.
Однако многие иммигранты из Восточной Европы, в особенности русские, все равно считали эту жизнь лучше той, что была у них в родных штетлах[1] и деревушках. Здесь они получили водопровод, электричество и бесплатное образование для детей, и, даже несмотря на то что многие со временем разъехались по крупным промышленным центрам, в маленьких городках вроде Миддл-Вэлли осталось достаточно людей, чтобы поддерживать хоть какую-то жизнь. В такой обстановке и вырос Виктор Росток.
— Я мог бы перерезать тебе горло, — вдруг прорычал невидимый гость. Это был человек-великан, умевший передвигаться абсолютно бесшумно.
Росток не потрудился развернуться.
— Чем? — спросил он. — Упаковкой «Маунтин-Дью»?
— Ох, черт, — проворчал великан. — Ты увидел мое отражение в мониторе.
— Да, и еще услышал твое дыхание, — Росток медленно повернулся и поднял глаза на гиганта-полицейского, возвышавшегося над ним. — Ты всегда про него забываешь.
Это была старая игра, которую они вели, чтобы развеять скуку полицейской службы: за последние два года в городке не было совершено ни одного тяжкого преступления. Отто Бракнер, ветеран войск специального назначения, был известен своим умением заставать ничего не подозревающих врагов врасплох. Его череп всегда был гладко выбрит, а кончики длинных усов закручены кверху. Сам Бракнер находил свою внешность восхитительной, однако многие люди считали, что она давит на психику.
— Сколько еще ночей ты собираешься сидеть за этим файлом? — поинтересовался Бракнер.
Росток в ответ только пожал плечами. Будучи на тридцать сантиметров ниже и на полсотни килограммов легче патрульного, он не испытывал рядом с великаном Бракнером неуверенности. Он обожал играть в его военные игры и обычно выходил из них победителем. Несмотря на то что сам Росток никогда не служил, у него был воинский склад ума. Эту черту он унаследовал от предков-татар, как и широкие плечи, и мощную грудь. Его прародители, трудившиеся на глинистых почвах картофельных полей в долине Дона, оттачивали боевые навыки в сражениях за родную землю. И хотя влияние их генов за несколько поколений жизни в Америке несколько ослабло, оно все еще угадывалось в его суровом лице, на котором мало кому доводилось видеть улыбку.