— Не разделяй, мой господин, заботы и долга! — выпалил Муртаза. — Поддержи меня, тогда и требуй исполнения долга…
Он запнулся, и лицо его налилось кровью.
— Говори, говори, — подбадривал директор, — тебе, видимо, есть что сказать.
— Слава аллаху, нечего, мой господин. — Он снова покраснел и смолк.
— Если ты о жалованье, — поняв его тайную мысль, сказал директор, — то не беспокойся. Твое дело — исправно служить…
— У меня ведь шестеро, да хранит аллах детей всех правоверных! Накорми их досыта, и я стану собакой у твоего порога.
В дверь постучали. Вошел контролер Нух, человек лет сорока пяти, широкий в кости, с упрямым выражением на скуластом круглом небритом лице, покрытом густой сеткой сине-красных прожилок. Как полагается, он поздоровался с директором и вразвалку приблизился к столу.
— Вот тебе напарник в помощь, — сказал директор, кивая на Муртазу. — Чтоб с этого дня я не слышал твоих жалоб и причитаний: дескать, устал, измучился, с рабочими не справляюсь. Понял? Вместе будете дежурить.
Оторвав взгляд от пола, Нух вскинул голову, осмотрел Муртазу с макушки до пят и, ухмыляясь, произнес:
— Благодарствую, бейим. Конечно, вам ли не знать, что положение — хуже не придумаешь. Никудышный народишко наши работнички, прости их господи! — И брезгливо поморщился.
Муртаза, с презрением глядя на беспомощного контролера, который жалуется на рабочих, скривил губы в усмешке. Заметив эту усмешку, Нух насупился, сердито сверкнул глазами.
— Завтра вместе с Муртазой-эфенди пройдешь по фабрике, — сказал директор, — покажешь ему цеха, все ходы и выходы, расскажешь, как рабочие воруют шпульки, с ткачами познакомишь, щель в уборной не забудь показать…
— Да-да, ты уж завтра все покажи! — вставил свое слово Муртаза.
У Нуха от возмущения даже дыхание перехватило, но директор опять вмешался:
— Тебе, Муртаза-эфенди, наверное, надо форму квартального сдать?
— Так точно, бейим! Прямо немедля отправлюсь, сдам форму, с начальством попрощаюсь, ну и с сослуживцами тоже, а потом…
— Потом придешь, найдешь нас. А теперь ступай. Если не трудно, передай от меня привет комиссару.
— Так точно, бейим! Будет сделано: при первой возможности передать от вашей милости глубочайшее почтение…
— Глубочайшее почтение вовсе не обязательно, достаточно и привета.
— А потом, значит, найти контролера, а тот покажет мне фабрику.
— Да, пусть покажет. И главное, присматривай в прядильном цехе, чтоб не воровали шпульки!..
— Не изволь беспокоиться. Считай, этой заботы у тебя уже нету. Похожу по фабрике, присмотрюсь ко всему на месте, а потом… Как говорили нам начальники на курсах…
— Метрическое свидетельство при тебе?
— Удостоверение личности, бейим? Конечно, при мне, слава аллаху… — Вытащив из-за пазухи удостоверение, Муртаза положил его на стол перед директором. — Говорили, значит, на курсах, — продолжал он, — прежде чем приступить к исполнению обязанностей, надобно все изучить на месте!
Он замолчал и уставился на директора, желая узнать, какое впечатление произвели его слова.
— Все правильно! — подтвердил Кямуран-бей.
— Ну, значит, я пошел теперь?
— Да-да, ступай…
Отдав по-военному честь, Муртаза повернулся и строевым шагом вышел из кабинета.
Оставшись наедине с контролером, директор сказал:
— Будь настороже, Нух! Этого парня, переселенца, взяли тебе в помощь, но положиться на него полностью нельзя. Спросишь, зачем тогда брали? Резонный вопрос. Так уж получилось… Полицейский комиссар мне его подсунул. Он, говорит, у меня квартальным такое рвение проявляет, каждому встречному так и норовит по морде съездить. Может, пригодится, бери его, пристрой к делу… Ну а мне и неудобно отказать. Вот так!
Контролер слушал, хитро улыбаясь. Он поправил красную повязку, на которой белой масляной краской было выведено К, что означало «Контролер». На Нухе была светло-серая куртка из полотна местного производства.
— Чего прячешь улыбку в усы? — рассердился директор. — Думаешь, если земляк, то и ухмыляться тебе уж можно?.. Да ты для меня…
— Каюсь, виноват, бейим. Мне ль не знать…