— Далее?
— Далее, бей-эфенди, много еще всякого. Во время осмотра заметил я, как ребята в рабочие часы играют на тюках хлопка. Разве это порядок? А упаковщик набивает и поет песню. Разве это дисциплина? Говорю Нуху, чтоб он это дело прекратил, а он мне опять свое: «Брось ты!..» Негоже, мой начальник, с нашим народом мягким быть. Нельзя ему передых давать, как с творением аллаха, с ним обращаться! Почему так? Потому что служба — превыше совести!
— Браво, Муртаза-эфенди! — воскликнул технический директор и пожал надзирателю руку. — Ты молодец! Вот не ожидал. Будет из тебя надсмотрщик, о каком я давно мечтал. Молодчина!.. Я хочу, чтоб все мои люди были бы, как ты, энергичными, как ты, деятельными, как ты, понимающими свою службу. Между тем люди наши и впрямь бессовестны и наглы. Стоит сказать: «За работу!» — все тут же врассыпную!
— Поддержи Муртазу, мой начальник, и тогда требуй службы от меня. На службе я не посчитаюсь ни с кем, будь то дитя родное. Не погляжу, даже если передо мною родственник! Знаешь, бей-эфенди, есть во мне такой нюх: посмотрю на человека, и сразу пойму, честен он или бесчестен… А почему? Потому что такое только от аллаха!.. Было дело, служил я постовым на станции. Так начальство мое порешило: ослабли дисциплина и порядок на станции… Значит, дежурил я как-то ночью и приметил одного, уж больно вид его мне не понравился. Подошел к нему и говорю: «А ну открывай свои чемоданы-корзины!» — «Хык-мык», — в ответ только и слышно от него! «Открывай, гражданин хороший, не противься лучше!» А он в ответ свое: «Хык-мык», и боле ничего… Ну, тут я ему отпустил пару оплеух, сразу шелковым стал!.. Так, думаешь, что у него в чемоданах-корзинах оказалось? И полотенца, и простыни, и банные, и спальные, и пижамы шелковые — клянусь аллахом! — ни в моем доме такого не сыщешь, ни в твоем наверняка. Я его спрашиваю: «Откуда взял, признавайся, негодная твоя душонка!» — «За свои деньги купил!» — отвечает, подлец. Я ему: «Вот отведу в участок, заставлю звезды на небе считать, быстро ответишь правду!..» Молчит, подлец. Говорю: «Ты меня еще плохо знаешь, гражданин разлюбезный! Брошу в подвал, заставлю разуться да пройдусь по пяткам резиновой плеточкой!..»
— Что ты от него хотел узнать? — не выдержав, перебил его директор.
— Вид у этого гражданина уж больно непригожий был, мой директор…
— Ну и что?
— Спер все, без сомнения…
— Заявил кто-нибудь о краже?
— Зачем мне заявление, мой директор?
— Ладно, а дальше?
— Я говорю, есть во мне чутье такое, от аллаха, понятно… Не приглянулся мне этот человечишко. Откуда у голодранца столько дорогих вещей?..
— Как же ты с ним поступил?
— Отвел в участок да со всеми вещами сдал комиссару.
— А комиссар что?
— Что там комиссар — это уж дело не мое. Как счел нужным, так и поступил.
— Да, прекрасно! Отлично!.. Здесь, на фабрике, тоже нужна такая же самоотверженная работа!
— Не изволь сомневаться…
— На Нуха не обращай внимания и на других тоже. Гайка слаба у них, сами службу несут спустя рукава и других подбивают…
— Меня не собьешь, мой директор! Клянусь честью, я знаю, что есть почтение к старшим и долг службы. Не равняй меня с другими… В своем участке я был опорой, на мне все держалось — курсы окончил, от старших хорошую науку получил. И если на службе допущу какую оплошность, пусть с голоду подохну…
— Я тобою весьма доволен…
— С голоду подохну, мой директор, но охнуть не позволю!..
— Все в порядке. Ты теперь…
— А все почему? Потому что служба превыше всего!..
— Конечно, ты прав…
— Есть у меня дочь и сын, они точь-в-точь как я. В классе первыми идут, от старших только похвала да благодарность…
— Сохрани их господь и помилуй!..
— А почему? Потому что я их в строгости воспитал, уважать дисциплину научил.
Директор уже не знал, как его остановить.
— Я хочу, чтобы они понимали, — не унимался Муртаза, — что значит служба, что есть великодушие и благородство. Кто не признает старших, тот аллаха не признает!..
— Совершенно верно! Молодец! А теперь ступай и…
— Так точно, бей-эфенди, немедля отправлюсь.
— Иди и займись своими делами.
— Есть заняться делами.
— А затем…
— Затем приступлю к своим обязанностям, и все будет в порядке.
— Давай!
— Вот только вопрос с курсами очень важен, мой директор.