— Ах, Муртаза-эфенди, несчастье обрушилось на мою голову!.. Что делать? Что делать? — запричитал Ферхад, увидев надзирателя.
Муртаза стоял, широко расставив ноги, заложив руки за спину, и ждал объяснения.
— Такое натворил — и не спрашивай!..
— Что именно?
— Помоги, ради аллаха, Муртаза-эфенди…
Надзиратель медленно поправил красную повязку на рукаве, нахмурился и грозно глянул из-под бровей.
— Ну, рассказывай, что натворил.
— Понимаешь, пошел я по нужде, а в это самое время приехал технический директор и увидал, что меня нет на месте.
Лицо Муртазы покраснело от гнева.
— Так! Дальше?
— Дальше ничего. Оставил в проходной сына, чтоб он последил за воротами. Теперь вот директор составляет на меня рапорт…
Муртаза, внимательно оглядев привратника с ног до головы, назидательно произнес:
— Куда это годится, Ферхад? Ты понимаешь, что натворил? А?.. Известно ли тебе, какая огромная ответственность лежит на всех нас? Понимаешь ли ты, что такое служба? Сразу видно, что не понимаешь. А все потому, что курсов не кончал, от старших начальников уму-разуму не научился. Кончил бы курсы, тогда наверняка понимал бы, что есть служба в нашем деле!.. На службе не может быть никаких желаний — по нужде бегать и все прочее… На службе — стой и гляди в оба! Тут моргать некогда, а то вмиг все проморгаешь. И нечего о постороннем думать, близких, родных, семью и детей поминать! Потому как обязанность на нас возложена! И это смекать надо и оказанное доверие ценить. Гляжу на тебя, Ферхад, и вижу, что не понимаешь ты ни черта.
— Помилуй, Муртаза-эфенди!
— Помиловать-то можно. Только вызовет он меня сейчас, спросит, почему не доглядел, начнет ругать!.. Прямо так и скажет: «Куда ты, Муртаза, смотрел? С них спроса нет, они курсов не кончали, службы не знают. Ты квартальным был, курсы кончал? Как же на месте не оказался?»
Ферхад подавленно молчал.
— Ответственности не понимаешь, доверия не ценишь. Коли понимал бы да ценил, не пошел бы мочиться, не оставил бы за себя дитя неразумное!
Не в силах остановиться, Муртаза распекал привратника. Его распирало от сознания собственной силы, от желания запугать и унизить Ферхада.
— Конечно, коли приспичило, тут никуда не денешься, побежишь справлять нужду. Только что надлежало сделать? Найти меня и доложить: «Начальник, разреши сходить помочиться». А я что сделал бы? Прикинул бы: «Ага, Ферхаду надо сходить по нужде», — и сказал бы тебе: «Ступай на пост, я сейчас найду достойного человека, которому такое ответственное дело можно доверить, и пришлю для замены». Уразумел? Вот какие точные инструкции мы получали на курсах, вот как учили нас принимать решения в сложной обстановке!
Ферхад схватил надзирателя за руку:
— Прошу тебя, аллахом заклинаю. Сходи к директору. Скажи ему, что Ферхад допустил оплошность, в которой кается и нижайше умоляет простить его. Скажи директору, что Ферхада пожалеть надо, у него пятеро детей.
Посмотрев на освещенное окно в кабинете директора, Муртаза процедил:
— Гляди, Ферхад, чтобы больше такого не повторялось! Сейчас пойду, попрошу за тебя прощения, но, право, не знаю, чем это кончится…
Технический директор стоял перед зеркалом и разглядывал собственный нос, из ноздри которого вырвал торчавший волос, и громко чихнул.
Когда вошел Муртаза, директор даже не обернулся — голова гудела от выпитого…
— С прибытием, мой директор! — громко произнес Муртаза, стоя навытяжку около двери.
Директор кивнул в ответ и снова чихнул. Муртаза ждал, что начальник начнет кричать на него, требовать ответа, почему он, опытный надсмотрщик, окончивший курсы, небрежно выполняет свои обязанности, почему Ферхад оставил пост, посадив на свое место сына…
Директор продолжал рассматривать в зеркале свой нос.
Муртаза вздохнул, проглотив слюну, попробовал улыбнуться, потом нахмурился, еще раз вымученно улыбнулся и опять посуровел.
— К вам просьба есть от Ферхада, мой директор, — мрачно сказал он.
Вместо ответа директор, выдернув из носа еще волос, сморщился и чихнул.
— Я понимаю, мой директор, не прошел человек курсов, должного воспитания не получил. От такого пользы не жди. Потому что службы как следует не понимает!