Выбрать главу
(Творения).

[схема]

1-я строка – амфибрахий с паузой в 3-й стопе, 2-я – ямб, пиррихий, ямб, 3-я – сходна с 1-й и 4-я – редкий ритмический ход – амфибрахий с паузой ударяемого слога в 3-й стопе и неударяемого во 2-й.

Примеров соединения двудольников с трехдольниками у Хлебникова можно было бы привести еще очень много, но мне думается, что и эти достаточно убедительны. Привожу отрывок еще одного стихотворения, ритмическое богатство которого предоставляю без схематического разбора – уловить читателю (хлебниковское выявлено в нем с силой):

Вы помните о городе, обиженном в чуде, чей звук так мило нежит слух, и, взятый из языка старинной Чуди, зовет увидеть вас пастух. С свирелью сельской (есть много неги в сельском имени) молочный скот с обильным выменем, немного робкий перейти реку, журчащий брод. Все это нам передал в названьи чужой народ…
(Творения).

Другой особенностью хлебниковского стиха являются очень часто встречающиеся ударяемые слоги рядом – или спондей – или молосс, или же, просто, ударяемый конец одной стопы и ударяемое начало соседней. Примеры:

«Чувствую, что нужно протянуть руку прямо еще»
(«Крымское» II Сд. С.).
«Сильных рук взмахом играя наглей!»
(Неизд.).
«И стоят две водяные царевны»
«Они сядут на нас белые»
(Семеро).
«И ими стала мертва явь»
(Неизд.).
«Еще сильней горл медных шум мер»
(Монолог).
«И бич глаз ударит по верным рядам»
(Монолог).
Я играя, я игл рая, та что венковна зим мной Простирая «прости» грая, я вран врат златых весной

Вот то немногое, что бросается в глаза даже поверхностно знакомому с поэзией Велимира Хлебникова. Изучение же должно убедить, что прав Д. Бурлюк, сказавший: «В. Хлебников – тот исток, из коего и в грядущем возможно зарождение новых прекрасных ценностей». И вот пути исканий в области ритма, – пути, которые указывает нам истинный vates нового искусства.

Библиография

Василий Каменский. Стенька Разин. Роман. М. 1916. Стр. 194. Ц. 1 р. 50 к.

Знающие и любящие Василия Каменского оценят его новый роман, ибо все в нем ярко, чаянно, вдохновенно. Не может не охватить настоящая ревность к России за любовь поэта к ней. Стенька Разин рассказан, как поэт, а исторический портрет автору (по справедливости) не важен. Искренняя взволнованность до конца. А Персия? Вот она:

Ай, пестритесь ковры мои, Моя Персия. Ай, чернитесь брови мои, Губы – кораллы, Чарн – чаллы. Ай, падайте на тахту С ног браслеты, Я ищу – где ты. Ай, желтая, звездная Персия, Кальяном душистым, Опьянялась душа, Под одеялом шурша. Ай, в полумесяце жгучая – Моя вера – Коран, Я, как змея гремучая – Твоя Мейран. Ай, все пройдет, Вое умрут. С знойноголых ног Сами спадут Бирюза, изумруд. Ай, ночь в синем разливная, А в сердце ало вино, Грудь моя спелая, дивная, Я вся – раскрыта окно, Ай, мой Гарем, мой Зарем, Моя Персия.

Я не знаю стихов, которые бы были жгучее, желтее, с подлинной восточной грустью, чем эти. А разбойничьи, дикия, безшабашные поволжские песни? Русь, гусельная, буйная, разбойничья, вольная, – вся там. И разве не характерно, что в наше время, насквозь западное, насквозь измученное, не удивительно ли, что вдруг обращаются к Стеньке Разину, вдруг пишут о нем с тайным любованием?

«Великому народу русскому – Матерый Сын». В этом посвящении – объяснение всего. В. Каменский, как никто из современников, ярко продолжает своим творчеством настоящую черноземную полосу русской лирики. – А Разины русской лирики не перевелись еще, а гусельников видимо-невидимо. А если и умер один – Степан Тимофеевич, то и случилось это «от нечаянно».

Сам. Вермель.

В. В. Маяковский. Облако в штанах. Тетраптих. Ц. 1 р. Птрг. 1915.

«Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду!»

Идет поэт, «красивый, двадцатидвухлетний». В груди его пламя. Не спасете, пожарные. Поэт «прекрасно болен» и нет ему спасенья: сгорит. Но сгорев, явит нам страшный лик свой. Куда ж идет он:

«Улица корчится безъязыкая ей нечем кричать и разговаривать».

«Хочешь такого?» Страшен гигант, «невероятно себя нарядивший», с солнцем – моноклем в глазу, зовущий: «Мама!»