От всего этого многие люди начали нервничать, и, честно говоря, я тоже. Лучшая защита – это нападение. Но я чувствую себя свободным. Это важно для меня.
Я пытаюсь отдышаться. Я дышу и смотрю по сторонам. Все те же машины. Все тот же город. Что они с нами сделали?
Я чуть не выругался вслух. Я изо всех сил стараюсь не волноваться, усиленно соображая, в чем дело. Хрупкие законы разрушены без усилий и без намерения, и полицейские считают каждый арест моральным долгом. Голос власти звучит через мегафон.
Власти изображают шок и возмущение, но никогда не признаются, что именно этого они и ждали. Откуда такая агрессия? Я пытаюсь убедить себя, что не происходит ничего особенного и из сложившегося положения имеется выход. Это никого не должно шокировать. Преступление – новая и единственная форма искусства.
Я знаю, что не сделал ничего плохого.
– Не нравится мне эта возня, – говорит кто-то за спиной.
– Хуже, чем в первой волне, все равно не будет.
– Я бы не был так категоричен.
– Может быть, власть – не такое уж большое зло?
Я слежу за взглядами людей. То, что я вижу – поразительно.
– Чертовы папарацци! – кричит полицейский. -Не нужно направлять на нас свои камеры, уберите свои поганые камеры!
Я не могу понять, то ли смеяться, то ли аплодировать его остроумию.
Решение принято за меня. Принято за всех нас. Мы все здесь оказались случайно. Неадекватная группа людей.
Краем глаза я вижу, что тех, кто пытается бежать, бьют дубинкой по затылку, потом пинают и только потом несут до машины. Я оцепеневаю – любое сопротивление бесполезно.
Я вижу человека, который держится за сердце. Позже ему становится хуже.
– Вызовите «скорую». Тут человеку плохо, – кто-то обращается к ОМОНу.
– Заткнулись все, быдло, – орет полицейский. – Здесь нет людей. Люди дома сидят, а вы тут – скот и быдло.
Дошли до края площади и уперлись в ряды ОМОНа. Побежали назад. Омоновцы, ударяя дубинками по металлическим щитам с надписью «Омск», бегут за нами на площадь. Там их встречают градом камней. Они останавливаются, закрываются щитами. К митингующим подходят несколько женщин, которые просят не кидать камнями в омоновцев. Камнепад стих. Группа омоновцев постояла, закрывшись щитами на краю площади и побежала назад. Толпа кинулась за ними.
Омоновцы преследуют демонстрантов, пинают, вырывают транспаранты. Заняв трибуну, они поджигают оставленный митингующими плакат «Президента в отставку».
Волны омоновцев идут с правого края площади – оттуда появляется отряд конной полиции. Толпа бежит навстречу, полицейские разворачиваются. Демонстранты бегут за ними, пытаясь стащить с лошадей. Кому-то это удается. Кто-то выезжает на площадь, размахивая российским флагом.
Я дрожу. Я стараюсь ни о чем не думать, сохранять спокойствие.
А толпа кричит:
– Давай! Давай!
«Давай, – думаю я, – все только начинается».
И оказываюсь прав. Что-то назревает.
Я здесь среди своего народа. Крики: «Это наш город!».
Свалка. Смех. Крики. Задние наседают, оглушительно матерятся. Толпа давит и давит.
У одного из полицейских, кажется, начинается истерика. Он кричит направо и налево: «Проходим, проходим!» Но это не дает результатов, потому что людей слишком много.
–Россия для русских! – несется над центром. Где-то вдалеке загорается оранжевое пламя.
–Машину подожгли, – слышится справа.
Кажется, только я стою неподвижно. Толпа, окружающая меня, колышется. Блокирующих движение людей становилось все больше, человек семьсот собирается на проезжей части. Люди, которые втянуты в шествие не по свое воле, пытаются вырваться, чтобы уйти в сторону. Там их блокируют полицейские с собаками, прибавляя численности стихийному собранию.
–Россия для русских! Для русских, вашу мать! – кричит кто-то.
У многих на головах темные капюшоны, у некоторых лица закрыты тонкими шарфами до уровня глаз.
Не нравится мне все это. Очень не нравится. Или это страх?
Другие очевидцы, находившиеся поблизости, с топаньем и улюлюканьем собираются вокруг. От страха волосы шевелятся у меня на голове, словно дует ветерок. Напряжение слишком высоко. Тем хуже. Не расслабляться. Иногда мне кажется, что весь мир – сплошная ярость, несправедливость, насилие, стремление к смерти.
Все правильно. За одним исключением: этого не может быть.
Толпа движется настолько резко и быстро, что я вздрогнув, только через несколько секунд следую за ними. Мне все больше кажется, что приходить на площадь было плохой идеей, люди с белыми ленточками настроены серьезно.
–Понаехали тут, – доносится до слуха чье-то недовольство, но агрессия больше не возрастает.