Прежде чем что-то сказать, молодой хозяин внимательно осмотрел своего гостя; а тот столь же пристрастно изучал, у какого рода людей он оказался. У монаха было своеобразное лицо. Черты его были смуглыми и крупными, почти угловатыми. По лбу были понятны его высокие умственные способности, а его глаза были тёмные и блестящие. В волосах, которые прятались под плотной скуфьёй, остававшейся на его голове, просматривался серебряный оттенок, хотя его лицо не выдавало старости, на которую могло бы указывать это серебро.
– Вы попали в сильную метель, батюшка, – сказал юноша после того, как его гость немного отогрелся.
– Да, так и есть, сын мой, – отозвался монах низким, рокочущим голосом. – Я выехал из Кремля утром и не думал, что такое случится. Метель началась, когда я возвращался. В полуверсте отсюда мой конь захромал, и я оставил его с честным крестьянином, а затем решил проделать остальной путь пешком; но я ужасно просчитался. Метель ослепила меня, через каждые дюжину шагов я проваливался в сугробы. Моё тело не очень привычно к такому труду. Ха-ха-ха! Но я увидел ваш свет и решил поискать здесь кров на ночь. Клянусь святым Михаилом, это очень свирепая метель! А у вас здесь довольно уютно.
– Да, мы стараемся, – сказал Рюрик. – Моя матушка не пережила бы зиму в одном из тех жилищ, которые стоят рядом.
Монах ответил на это только одобрительным кивком; вскоре юноша спросил:
– Вы живёте в городе, батюшка?
– Да, сейчас да, – отозвался монах. И затем он добавил с улыбкой: – Наверное, вы бы хотели знать, кого приютили? Меня зовут Владимир, и мой дом везде, где случится мне быть по воле божьей. Сейчас я живу в Москве. Прямо здесь… если быть совсем откровенным.
Рюрик улыбнулся, но ничего не ответил. Его так заинтересовало лицо монаха, что он не горел желанием поддерживать беседу. Наконец гость спросил, может ли он здесь переночевать. Ответив утвердительно, юноша зажёг ещё одну свечу и провёл его в комнату, которая находилась прямо над кухней и хорошо прогревалась несколькими железными трубами, связанными с печью внизу.
– Матушка, – сказал Рюрик, как только вернулся на кухню, – кто этот человек?
– Откуда мне знать?
– Но ты не видела его раньше? – спросил Рюрик серьёзным голосом.
– Не могу сказать, сынок. Его лицо рождает у меня странные чувства, но я, кажется, никогда его раньше не видела.
– И всё же оно кажется мне знакомым, – продолжил сын. – Эти глаза я уже видел, но не могу вспомнить, где и когда.
Рюрик размышлял и размышлял, но тщетно. Даже после того, как он лёг в кровать, он думал о странном лице; и всю ночь он видел поразительные сны о чёрном монахе.
Глава 2. Странное предложение
Когда Рюрик утром спустился вниз, он увидел, что монах уже здесь, и завтрак готов. Но во время еды никто ничего не говорил. Монах, казалось, был занят своими мыслями, а Рюрик был полностью поглощён изучением черт странного человека и своими сомнениями и предположениями. После завтрака монах прошёл с оружейником в его мастерскую и провёл здесь некоторое время, осматривая причудливые механизмы, которые применялись для производства оружия.
Рюрик заканчивал пару пистолетов, и несколько минут монах молча стоял и наблюдал за его движениями. Наконец юноша остановил работу и положил пистолет.
– Извините, батюшка, – сказал он довольно нервно, в тот же миг вглядываясь в лицо своего гостя, – но я должен задать вам вопрос. Где я вас раньше видел?
– Откуда мне знать? – спросил монах с улыбкой.
– Я думал, вы сможете меня просветить, – продолжил Рюрик с некоторым сомнением. – Я уверен, что где-то вас видел.
– В этом огромном городе ты видел сотни, тысячи людей, и разве ты их всех знаешь?
– Может быть, вы правы. Здесь есть тысячи лиц, которые я видел и запомнил, но ни одно из них не вызывает в моей душе таких чувств. А ваше лицо рождает сильное чувство… какое-то поразительное воспоминание… которое волнует меня. Кто вы, батюшка? Кто вы? Где мы раньше виделись? В Испании?
– Нет, – сказал Владимир, помотав головой. Затем с тенью серьёзности на лице он добавил: – Довольно об этом. Я не отрицаю, что для твоих странных фантазий могут быть основания; но я уверяю тебя самым святым, что до прошлого вечера я никогда с тобой не встречался; во всяком случае, насколько мне известно. Ты поступил по отношению ко мне как добрый самаритянин, и я надеюсь, что когда-нибудь я отвечу на твоё милосердие.
– Нет, нет, – быстро отозвался юноша, – тогда это больше не будет милосердием. Я поступил так, как поступил бы любой с ближним своим; и мне не нужна благодарность, поскольку я не знаю более чистого и неосквернённого источника радости, чем то чувство в душе, которое подсказывает мне совершить добрый поступок.