С этими словами он достал из-за пазухи своего обитого куницей камзола бумагу и, развернув, протянул её оружейнику. Но Рюрик её не взял. Он отступил назад и строго посмотрел в лицо гостя.
– Господин граф, – вскричал он с благородным негодованием, – кем вы меня считаете? Вы имеете в виду, что Ольга, герцог Тульский уполномочил вас получить от меня подобное отречение?
– Степан, – сказал граф, повернувшись к товарищу, – ты слышал, какие распоряжения дал мне граф этим утром?
– Да, – отозвался Урзен, обращаясь к Рюрику, – слышал; и ты правильно их изложил.
– Я удивлён так же, как и вы, – высокомерно продолжил граф, – этой странной прихотью герцога. Я могу только догадываться, зачем ему нужна ваша подпись. Наверное, он не хочет, чтобы его прекрасная воспитанница о чём-то сожалела. Он знает, что она некогда была близка с вами и что теперь она считает вас своим другом. Подпишите бумагу ради неё.
– Но почему ради неё? – спросил Рюрик.
– Вы что, не понимаете? – отозвался Дамонов. – Розалинда по простоте своей души может подумать, что вы… э… что вы можете притязать на её любовь; и может одарить вас ею просто потому, что вы были первым претендентом.
– Но я никогда не притязал на её любовь, – пылко сказал Рюрик. – Если она любит меня, то любит по своей воле. Я всего один раз говорил с благородным герцогом, и тогда он пришёл ко мне, чтобы закалить шпагу. Если вы женитесь на госпоже, то пожалуйста; а если вы ищете помощи в своём деле, то ищите её у того, кто имеет в этом власть.
– Вы ошибаетесь, сударь, – горячо сказал граф. – Сейчас я не ищу власти. Я ищу простого слова от того, кто имеет некоторое влияние… как нищий, спасший короля, может иметь влияние благодаря монаршей милости. Вы подпишете бумагу?
Всё казалось Рюрику очень странным, и он понимал, что под покровом таится что-то ещё. Он достаточно хорошо знал гордого, упрямого герцога. Тот никогда бы не отправил такого посланника без какого-то умысла. Одним словом, он не мог понять всей сути дела. Оно выглядело тёмным и сложным; такое распоряжение откровенно противоречило природе того человека, от которого оно исходило. Несколько мгновений Рюрик размышлял и решил, что ни в коем случае не поддастся странному требованию.
– Господин граф, – сказал он спокойно и твёрдо, – вы сделали ясное предложение, и я даю ясный ответ. Я не могу подписать эту бумагу.
– Вот как? – выпалил граф. – Вы отказываетесь?
– Решительно.
Несколько мгновений граф смотрел в лицо Рюрика, как бы не веря своим ушам и глазам.
– Это приказ герцога, – наконец сказал он.
– Герцог Тульский не имеет власти приказывать мне, – спокойно ответил оружейник.
– Берегитесь! Прошу ещё раз: подпишите бумагу!
– Не тратьте слов попусту, господин граф. У вас есть мой ответ.
– Клянусь богом, Рюрик Невель, вы подпишете! – закричал граф в бешенстве.
– Никогда, сударь.
– Но послушайте, любезный! Всё моё будущее зависит от союза с этой прекрасной госпожой. Её опекун объявил, что прежде чем я получу её руку, я должен получить вашу подпись. И вы думаете, что я так легко отступлюсь? Нет! Я добьюсь либо вашей подписи, либо вашей смерти!
– Ваш язык далеко завёл вас, господин граф. Я уже дал свой ответ. Разумеется, есть один человек на свете, который может заставить меня подписаться под этой бумагой.
– И кто же это?
– Император.
– Но вы подпишете! – прошипел Дамонов, побелев от гнева. – Вот – подпишите! Если хотите жить – подпишите!
– Возможно, он не умеет писать, – с презрением предположил Урзен.
– Тогда пусть поставит какую-нибудь метку, – столь же презрительно ответил граф.
– Меня не надо долго уговаривать поставить вам такую метку, которая не придётся вам по нраву, сударь, – возразил юноша сквозь зубы, и тёмные вены проявились на его лбу. – Вы пришли ко мне в дом с определённой целью. Теперь у вас есть ответ, и ради вас самих… ради вас… я прошу вас уйти.
– Но сначала вы подпишете бумагу! – закричал Дамонов, в ярости тряся и комкая лист.
– Вы сошли с ума, господин граф? Вы думаете, я дурак?
– Да, совершенный дурак.
– Тогда, – ответил Рюрик, с крайним презрением выпятив точёную нижнюю губу, – больше нам нечего обсуждать. Вот дверь, сударь.
На несколько мгновений Конрад Дамонов от злости, казалось, потерял дар речи. Он так страстно желал получить подпись Рюрика; и помеха в лице обычного ремесленника привело его в бешенство – его, вся сила которого была основана на свойствах титула.