Грибин отвлёкся от своих тяжёлых мыслей и вернулся к реальности. На совещании уже обсуждали график прибытия в Москву комсомольских бригад для срочных облицовочных работ в подтрибунных помещениях различных спортивных объектов. Представитель московского горкома ВЛКСМ рапортовал о прибывающих в столицу комсомольских отрядах из Саратова, Куйбышева, Свердловска…
Прищурив глаза, Грибин сделал вид, что внимательно рассматривает снятые очки в своих руках. Трёхдневная бессонница дала о себе знать, — его стало клонить в дрёму. Но даже в этом полусонном состоянии мысли в его уставшей голове не давали ему покоя.
Ему было пятьдесят семь лет, тридцать из которых он отдал КГБ. После успешного проведения Олимпиады — а это было лишь вопросом времени — осенью, аккурат к ноябрьским праздникам, полковнику Грибину должны были присвоить очередное звание.
Теперь мечты о генеральских погонах, как и вся его предыдущая служба, обнулялись. Это было жестоко и несправедливо.
Грибин вспомнил, что на пять вечера у него назначена встреча со следователем. Он посмотрел на часы и сразу поднялся из-за стола.
— Прошу прощения, я должен покинуть Вас.
Спускаясь по лестнице нового спортивного комплекса «Дружба», где проходили совещания штаба, он пытался проанализировать, почему предстоящая встреча со следователем впервые за эти три дня хоть как-то улучшила его подавленное состояние.
«Потому что следователь прокуратуры — это уголовное дело, а не домыслы, не намёки и не фантастические версии всемогущества западных спецслужб» — сам себе ответил Грибин.
«Меня ещё никто не снял. Оценка исчезновению Шадрина ещё не дана. Доклад Андропову через четыре дня, а к понедельнику я смогу взять ситуацию под свой контроль» — взбодрил себя Грибин.
Семья Шадрина могла попасть в аварию, их могли убить, похитить инопланетяне, они могли, в конце концов, просто провалиться сквозь землю — тысячи причин полностью реабилитировали Грибина.
И только одна стоила ему головы.
«Вот я и вошёл в загадочный мир КГБ», — с иронией подумал про себя Жечков, открывая облупившуюся дверь невзрачной двухэтажки на Кузнецком мосту.
В фойе здания его встретили стальные турникеты и пограничники у дверей и в бюро пропусков. Стоявший на входе лейтенант, сразу преградив путь, спросил Жечкова:
— Вы по какому вопросу?
— У меня назначена встреча на пять часов.
Лейтенант молча указал Жечкову на бюро пропусков. Наклонившись к узкому окошку, за которым тоже сидел лейтенант, Жечков ещё раз повторил цель своего визита.
— Ваш паспорт, пожалуйста.
Выписав данные паспорта, пограничник поднял взгляд на Жечкова.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Жечков Геннадий Викторович, следователь прокуратуры России.
— С кем у Вас назначена встреча? — снова переспросил лейтенант.
— С Федосеевым. Имя и отчества, к сожалению, не знаю.
Лейтенант набрал номер внутреннего телефона и коротко доложил:
— Здесь Жечков, следователь.
— Ждите, сейчас за Вами спустятся, — повесив трубку, сказал он.
Один из стоящих у входа офицеров указал Жечкову на небольшой диванчик в углу:
— Вы можете присесть.
Но не успел он сесть на диван, как за ним в фойе спустился Грибин и первым протянул ему руку:
— Федосеев, — представился Грибин.
— Очень приятно, Жечков.
— Поднимемся ко мне, — по-дружески увлекая его за локоть, Грибин повел Жечкова в свой кабинет.
Кабинет показался Жечкову обычным. Таким же, как и в прокуратуре.
«Даже портрета Дзержинского нет», — удивился Жечков.
— Вы, наверное, уже знаете, по какому поводу мы к Вам обратились? — начал Грибин.
— В общих чертах.
— Случай, на самом деле, чрезвычайный. Пропала сразу целая семья — отец, мать и их пятилетняя дочь.
— У нас каждый год пропадают тысячи людей, но при чём здесь Ваша служба? — удивился Жечков.
— Пропала семья нашего сотрудника.