Тем временем первые эскадроны Белова уже входили в Каширу. На наиболее важных перекрестках выросли баррикады. На каланче, она возвышается в центре Каширы, оборудовали наблюдательный пункт.
Генерал-полковник П. А. Белов вспоминал позже: "Эскадрон за эскадроном проходил мимо меня. Люди подтягивались, выравнивались тройки. А я смотрел на них и гордился ими. Им было очень трудно, неимоверно трудно, но они — настоящие солдаты — выполнили боевой приказ. Они шли без сна и отдыха, зная, что впереди их ждет бои, а может быть, смерть".
Менее чем за двое суток они совершили марш в сто километров. При этом немало верховых лошадей было подковано по-летнему, только на передние, ноги.
11 все-таки 26 ноября немцы перерезали железную дорогу Тула — Москва, а 2 декабря в пятнадцати километрах севернее Тулы им удалось в нескольких местах перекрыть и шоссе Тула — Серпухов. Но танки полковника Гетмана, наши пехотинцы, артиллеристы, конники не позволили взять в кольцо Тулу, окруженную с трех сторон.
Гудериан, чей командный пункт находился в Ясной Поляне, 30 ноября отдал приказ перейти к обороне. Он подвел в своем дневнике печальный, но дальновидный итог:
"Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое повело в ближайшие недели к роковым последствиям".
Последнюю попытку окружить Тулу противник предпринял 3 декабря — вновь оседлал шоссе и железную дорогу Тула — Москва. Сильный снегопад, морозный ветер, но танкисты Гетмана с севера и части 50-й армии (командарм И. В. Болдин), 49-й армии (командарм И. Г. Захаркин) с юга продвигались вперед. Немцы оказались между двух огней и вынужденно убрались сперва с шоссе, а затем и с железнодорожного пути.
Сегодня кажется невероятным малоизвестный подвиг, совершенный монтерами-линейщиками Мосэнерго. Они устраняли повреждения высоковольтной линии Кашира — Тула, которая частично проходила по территории, занятой противником.
Мастер по электросетям Клементий Семенихин собрал группу смельчаков и, подвергая себя и товарищей смертельному риску, повел ремонтников ночью через линию фронта. Они долго шли вдоль трассы, искали повреждения и устраняли обрывы, случалось, и под огнем. Это было к северо-востоку от Тулы, когда противник захватил селения Синетулица и Сухотино. Шли упорные бои, то и дело бомбы, снаряды, мины рвали провода. Но снова и снова уходили монтеры в опасный ночной дозор вдоль трассы.
Тулякам и москвичам очень повезло: гитлеровцы не подозревали об исключительном значении магистрали, считали, что она бездействует. А монтеры-линейщики Мосэнерго оставались на своих постах, защищали Москву вдали от нее, не позволили обесточить высоковольтную линию Кашира — Тула. В отряд Клементия Семенихина входили: Иван Тарасов, Георгий Мосолов, Тимофей Новиков, Василий Молчанов, Алексей Кузнецов, Александр Конорев и Александр Кофанов.
Их можно назвать партизанами-высоковольтниками.
В непроглядной морозной темени где-то на юге, за поселком Рогожинским, возникают и гаснут далекие отсветы. Они напоминают трамвайные зарницы, отблески вольтовой дуги, а на самом деле — стреляют немецкие батареи.
Стекла дребезжат так, будто вожатый только что резко затормозил вагон. А трамвай неподвижен и необитаем.
Нетронутый снег на ступеньках вагона, на высокой табуретке вагоновожатого. Пусты скамейки. Заледенели кожаные держатели.
Еще недавно трамвай ходил по улице Коммунаров в поселок Рогожинский. Можно было подъехать близко к линии фронта. Помню пассажиров — пожилых ополченцев с новенькими винтовками и вещевыми мешками на лямках, молоденьких парней, которые старались держаться уверенно, девушек с санитарными сумками через плечо. Какая-то старушка курсировала на том трамвае взад-вперед, перевозя фикусы, узлы с разным скарбом, иконы, тазы, корыто и старомодный граммофон с трубой.
Потом фашисты овладели Рогожинским. В конце улицы Коммунаров поперек рельсов лег обрушенный трамвайный столб.
Глубокой ночью моторный вагон № 232 с прицепом покинул трамвайный парк и отправился в свой предсмертный рейс.
Трамвай шел медленно — разве спешат на кладбище? Вагоновожатый остановил вагон у самой баррикады, отъединил прицеп от моторного вагона, потоптался возле и, сгорбившись, тяжело зашагал в темноту, оставив вагон посреди улицы.
В случае необходимости моторный вагон и прицеп будут опрокинуты, чтобы основательней забаррикадировать улицу.
Вагон № 232 готовился умереть героической смертью, охраняя будущее города.
Много дней простояли вагоны на углу Советской улицы и улицы Коммунаров, до крыш заметенные снегом. На этом перекрестке, в окопе, зазимовали бронебойщики.
Ноябрь, 1941
Батальон капитана Реваза Габараева вел упорные бои на улице Шевченко. В нескольких домах на четной стороне улицы — под одной крышей, ко на разных этажах — находились и фашисты и наши. Дело доходило до рукопашной в подвалах, на лестницах, на чердаках. Габараев отбил восемь домов, но положение осложнилось после того, как немцы двинули на улицу Шевченко два танка.
Вот тогда Габараев вспомнил о противотанковом ружье Симонова, присланном накануне оружейниками. Письменную инструкцию на заводе не отпечатали, а может, еще и не сочинили, ружье в батальоне видели впервые, но успели провести накоротке занятия. Единственное противотанковое ружье послужило наглядным пособием.
Танк приближался, ведя огонь. Момент был критический, и комбат Габараев сам взялся за ружье. Он занял позицию на третьем этаже дома, связной батальона Евгений Пичужкин исполнял обязанности второго номера.
Со второго выстрела Габараев попал в гусеницу танка.
— Готов! — закричал от радости Пичужкин, увидев, что танк дернулся и сбавил скорость.
— Барса еще не убнлн, уже продаешь его шкуру, — усмехнулся Габараев, не отрываясь от прицела.
Лишь после других выстрелов танк остановился.
Бронебойщики напряженно следили за попаданиями — вспыхивало ярко-оранжевое пламя, показывался дымок.
Габараев заторопился через улицу к пулеметчикам — указать новые цели, а Пичужкину обещал прислать подмогу. Но вскоре подступы к дому оказались под огнем, туда не пробраться, Пичужкин остался в одиночестве.
В конце улицы показался второй танк, шел на помощь первому.
Пичужкин открыл огонь, когда танк приблизился метров на двести. Ружье положил стволом на подоконник, сам улегся на полу. Правое плечо из-за сильной отдачи при стрельбе нестерпимо болело. Или вывихнул руку? Поразить цель никак не удавалось. Танкисты заметили огневую точку в окне, выпустили несколько снарядов, но не попали и долго строчили по окнам из пулемета.
Пичужкин расчетливо и хитро менял позицию. Сделает выстрел, побаюкает больное плечо и — к другому окну, в другую квартиру, на другой этаж.
Габараев, лежа за пулеметом, наблюдал за поединком с чердака дома на нечетной стороне улицы. Смотрел и удивлялся: как Пичужкин один управляется с тяжелым ружьем да еще таскает сумку с патронами?
— Когда ружье охотника хорошо стреляет, у нас в Осетии хвалят его глаза и руки, — сказал Габараев пулеметчикам.
Пичужкин все-таки подбил второй танк и сделал это ко времени: гитлеровцы уже взяли на буксир неподвижный танк.
Пичужкин целился, как учил Габараев, в гусеницы. Фашисты с опозданием поставили дымовую завесу, и потому Пичужкин мог вести прицельный огонь…
Назавтра в батальон Габараева доставили еще несколько противотанковых ружей, их сокращенно называли ПТР. Эти ружья наловчились собирать на тульском заводе из запасных частей. Или ружья были с заводским изъяном, или свежеиспеченные пэтээровцы не приспособились — ружья то и дело отправляли на ремонт к оружейникам 437-го полка 154-й стрелковой дивизии.