Поистине волшебная метаморфоза произошла в местной промышленности! Из 670 предприятий 654 изготовляли боеприпасы, вооружение, военное снаряжение, обмундирование.
В Центральном государственном архиве Октябрьской революции и социалистического строительства Москвы хранится любопытная папка, поражающая точной статистикой (фонд 2872, опись № 1, связка 60). Знакомимся с данными — сколько и какой продукции изготовила (кроме нательного белья) швейная промышленность Москвы в декабре для фронта:
телогрейки 60 597 шт.
шаровары ватные 68 060"
шапки-ушанки 80 472"
перчатки двухпалые 133 811"
зимние маек, костюмы 135 728"
санитарные конверты 629"
сумки для бутылок 81 715"
рукавицы меховые 13 563"
кисеты 65 615"
свитера 19 724"
обмотки 79 213"
теплое трикотажное белье 2 875"
Гул швейных машин, тесно стоящих рядами в большущем цехе, усиливается до трескучего грохота, если эти машины стучат в уши день-деньской, а день этот длится — ни много ни мало — одиннадцать часов. Но военное обмундироваиие — оружие, а швейная фабрика — оборонная промышленность!
Женщины, склонившиеся к швейным машинам, подолгу не позволяли себе разогнуть онемевшую спину, сведя руки на затылке, размяться, пройтись из конца в конец цеха. Тяжелеет к концу смены утюг. Мучительно пришивать пуговицы, когда пальцы уже плохо гнутся и исколоты иголкой.
Окопные старожилы, жильцы блиндажа, десантники на броне танка, разведчики в снежной берлоге ждут гимнастерок, галифе, ватных шаровар или телогреек, варежек или подшлемников. Мечтают сменить белье, попариться в походной или деревенской баньке, потеплее одеться, чтобы не промерзнуть, не окоченеть, ползая по снегу…
Белошвейки, портнихи, закройщицы, швеи-ручницы, швеи-мотористки…
Вспомним сегодня об этих труженицах с нежной благодарностью. Они делали все возможное и невозможное, чтобы теплее одеть защитников Москвы.
По мере того как отвоевывали подмосковные поселки, к москвичкам присоединялись работницы, вернувшиеся на свои фабрики, если те не были разрушены, сожжены. Например, в Истринском районе через несколько дней после его освобождения на нескольких местных фабриках и в артелях усердно шили белье, гимнастерки, телогрейки, стеганые брюки, ватные конверты для раненых, вещевые мешки.
Стоит еще упомянуть, что в Первомайском районе Москвы сваляли тысячу пар валенок — почин дороже денег!
В последний месяц года изготовили 3331 печку "буржуйку", 69 720 защитных рукавиц, 101 198 лыжных креплений, 32 376 пьексов.
Тысячи бойцов становились на лыжи. Весь спортинвентарь в городских парках и на загородных лыжных базах — 15 тысяч пар лыж — передали армии. 35 тысяч пар лыж обязались изготовить.
Все хуже у москвичей с обувью; пришлось открыть пункты для скупки поношенной обуви. Это было попросту необходимо тем москвичам, которые продолжали трудиться на оборонительных рубежах. Работа шла и в ненастную погоду, все труднее поддавался мерзлый грунт. Многие скверно обуты, без перчаток, а по карточкам обувь, одежду выдавали редко.
Карточки на дефицитные товары были в ту пору весьма скупыми — и на обувь, и на керосин, и на дрова. В начале декабря ввели нормированную продажу соли — 400 граммов на человека в месяц, спичек — три коробка. Полки в гастрономах опустели еще в середине октября; пожалуй, лишь два продукта можно было купить свободно — крабы и паштет из раковых шеек; продавали их по коммерческой цене…
Противотанковые рвы в пригородах давно занесло снегом, но до поздней осени, внимая призыву партии, москвичи энергично продолжали долбить заледеневшую землю, укреплять три внутригородских кольца обороны — от Окружной железной дороги до Бульварного кольца.
На случай уличных боев сооружались баррикады. Накануне парада, на Красной площади бюро Дзержинского РК ВКП(б) приняло постановление "О закреплении за предприятиями улиц района для строительства баррикад". 2 ноября провели воскресник по сооружению баррикад и оборонительных линий на Сущевском валу, к 4 ноября работы намеревались закончить.
Светлое время суток сокращалось, город все дольше жил и работал при освещении, а значит, электрический голод становился острее. Морозы набирали силу, город все труднее обогревать. А тут еще на Одну из станций МОГЭС фашисты сбросили бомбы.
Зеленая маскировка под парки, сады, аллеи, бульвары сослужила свою службу, но зимний город она могла демаскировать. На глухой кирпичной стене литейного цеха, где работал Селиверстов, летом нарисовали зеленые скособоченные деревья. Теперь же искусственную зелень пришлось замазывать мелом.
Появились и новые заботы, связанные с отоплением, которых не знала довоенная Москва. Например, необходимо было утеплить временные насосные станции и всасывающие трубопроводы на Москве-реке, Яузе и на прудах. В сторожках, дощатых домиках установили печи, чтобы при тушении пожаров заиндевевшие шланги не оставались сухими и не подводили пожарных.
К счастью, число воздушных налетов шло на убыль. С одной стороны, усилилась наша противопожарная оборона, с другой — чаще выручала нелетная погода. А кроме того, моторы и вооружение на некоторых марках фашистских самолетов не были приспособлены к полетам при низкой температуре.
Пришло время расформировать комсомольско-молодежный противопожарный полк — бойцы и командиры его ушли в Красную Армию, в партизаны, в диверсионные отряды, в милицию, в органы государственной безопасности и правопорядка.
Поздней осенью и зимой в прифронтовой Москве следовали строгим законам осадного положения, не знали пощады те, кто пытался подорвать обороноспособность города.
Жители с пониманием и одобрением читали в газетах информации коменданта города Москвы. Разбазарили государственное имущество и пустились в бегство руководители одной из фабрик в то время, когда рабочие продолжали выполнять заказ фронта. Преступников осудили и расстреляли; такая же кара последовала за хищение 1836 килограммов хлеба и продажу его спекулянтам, за ограбление квартир эвакуированных. Строго осудили тех, кто распространял провокационные слухи, нарушал светомаскировку. Расстреляли на месте немецкого шпиона, который в минуты воздушного налета подавал условные световые сигналы.
Благодаря сознательной дисциплине и тому, что законы осадного положения были безжалостны к преступникам, в городе сохранялись спокойствие и порядок…
Еще задолго до наступления холодов город был серьезно озабочен заготовкой топлива на зиму. Чем хуже фронтовая обстановка в Подмосковном угольном бассейне, тем большая роль отводилась торфу и дровам.
Не забудем о деревянной Москве, о жителях старых и старинных домов с печным отоплением. В декабре открыли пункты по продаже дров населению. Их привозили грузовыми трамваями, на некоторых остановках выстраивались длинные очереди. Ежедневно продавали 4 тысячи кубометров дров. Круглосуточно трудились 25 трамвайных поездов, 30 грузовиков, а также 300 подвод, но дров не хватало.
Может быть, молодым читателям небезынтересно узнать, что после мобилизации коней в Красную Армию в Москве продолжали возить поклажу (то есть работали на оборону) 5500 лошадей. Рабочий день их длился десять часов. Гужевой транспорт помогал городу изо всех сил.
До самого ледостава снабжали столицу торфом Московско-Окское и речное пригородное пароходства, прогулочные пароходы и катера с канала Москва — Волга. Пригодились причалы, пристани и три плавучие на постоянном приколе баржи-ресторана. Пока Москва-река не замерзла, торф разгружали у Дома правительства, Крымского моста, на Потылихе, в Кожухове, у Киевского вокзала, на Красной Пресне, у пивоваренного завода, в Дорогомилове, у Артиллерийской академии, в Хорошеве и в Филях.