Выбрать главу

Противопоставление портфеля и чемоданчика, советских реалий 1950–1960-х гг., встречается у Евтушенко:

Вдруг машина откуда-то выросла. В ней с портфелем —                               символом дел — гражданин парусиновый в «виллисе», как в президиуме,                          сидел.

(«Станция Зима», 1955)

У него же чемоданчик фигурирует как атрибут «литературной» поездки в электричке к желанному дому:

И чемоданчик твой овальный (замок раскроется вот-вот!), такой застенчиво-печальный, качаясь, улицей плывет.
И будет пригородный поезд, и на коленях толстый том, и приставаний чьих-то пошлость, и наконец-то будет дом.

(«Продавщица галстуков», 1957)

4.22 С. 10. …я выпил еще на шесть рублей… —

Наиболее спорное с точки зрения следования элементарной житейской правде утверждение во всей поэме. Оспаривается, в частности, Левиным, который считает его «несколько гиперболизированным» (Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва – Петушки»… С. 31). Несложный математический подсчет показывает, что до момента засыпания на сороковой ступени неведомого подъезда Веничка выпил стакан зубровки, стакан кориандровой, две кружки жигулевского пива, бутылку (0,75 л) белого вина и два стакана «Охотничьей», что в перерасчете на деньги составило порядка 7–8 рублей. Таким образом, добавление чего-то «еще на 6 рублей», с учетом того, что в 1969 г. цена на бутылку водки составляла в зависимости от сорта не более 3 рублей 12 копеек, доводит объем выпитого Веничкой за день до 5–6 л алкоголя в целом или до 1,5–2 л в пересчете на чистый спирт. Насколько это реально, предлагается решать читателям, – писатели по традиции лишь представляют пищу для размышлений и оценок.

4.23 Во благо ли себе я пил или во зло? —

Стилизация под библейскую поэтику: у ветхозаветного пророка упоминаются «намерения во благо, а не на зло» (Иер. 29: 11).

4.24 Не знаем же мы вот до сих пор: царь Борис убил царевича Димитрия или наоборот? —

Борис Годунов (ок. 1552–1605) – одна из центральных фигур русской истории рубежа XVI–XVII вв., после смерти сына Ивана Грозного царя Федора Ивановича, бывшего мужем его сестры Ирины, русский царь (с 1598 г.). Царевич Димитрий – Димитрий Иванович (1582–1591), сын Ивана IV Грозного.

Здесь Веничка затрагивает один из самых щекотливых вопросов русской истории, касающийся преждевременной смерти царевича Димитрия. При этом наречие «наоборот» имеет в данном контексте два прочтения, и сетование Венички можно трактовать двояко: либо царь Борис убил царевича Димитрия или царевич Димитрий убил царя Бориса, либо царь Борис не убивал царевича Димитрия.

Смерть царевича Димитрия в Угличе в мае 1591 г., где он вместе с матерью Марией Нагой с 1584 г. по приказу Бориса Годунова находился в фактической ссылке, имеет в русской истории минимум два гипотетических объяснения: 1) царевич Димитрий был зарезан по приказу Бориса Годунова, который хотел избавиться от законного претендента на русский престол; 2) царевич случайно закололся ножом в припадке эпилепсии.

Упоминание о царе Борисе и погибшем царевиче связано с Пушкиным и его «Борисом Годуновым» и с одноименной оперой Мусоргского, а также является характерным примером абсурдистской иронии Венички, так как в русской истории вопрос о возможном убийстве Бориса Годунова царевичем Димитрием до сих пор не возникал. Однако Левин, комментируя данное место, полагает, что гипотеза об убийстве Годунова Димитрием – «не такая нелепость, как может показаться», и далее, без ссылки на источник, пишет: «Царь Борис умер, „потрясенный успехами самозванца“ (как писал историк В. Ключевский) Лжедимитрия I, авантюриста, выдававшего себя за спасшегося Димитрия» (Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва – Петушки»… С. 31).

Как известно, Пушкин, работая над «Борисом Годуновым», использовал версию убийства царевича, которая была заимствована им из «Истории государства Российского» Карамзина. Одним из первых его оппонентов, в частности по этому вопросу, был критик-демократ Белинский: