Ворона вышагивала, заметно прихрамывая. Крыши огромных цехов, кое-где обвалившиеся, выглядели сюрреалистично благодаря укрывшему их снегу. Сами строения были такими гигантскими, что на их фоне ты казался сам себе крохотной песчинкой. Впрочем, когда отряд сталкеров прошел по дороге, которую окружали эти полуразрушенные здания, и повернул направо, картина изменилась. Ребята оказались на огромном пустыре, который необходимо было пересечь по диагонали. Вдалеке различались автомастерские, поближе – «уснувшие» краны и экскаваторы, которые в светлое время суток сравнивали с землей то, что когда-то было такой неприступной махиной. Но Ворона не испытывала в данный момент жалости по отношению к АЗЛК и не любовалась красивыми видами. Она думала совершенно о другом. «Зачем Рейден приходил к «Москвичу»? Неужели из-за меня?» Сейчас она была просто растерянной девушкой с растрепавшимися рыжими волосами. От крутого неуязвимого сталкера не осталось и следа – разве что высокие шнурованные ботинки. Да и те почему-то смотрелись женственно.
Ворона мысленно перенеслась на три года назад, когда на АЗЛК еще нельзя было пройти так просто. Когда это предприятие уже обанкротилось, но еще более или менее охранялось. И когда почти все цеха еще были целы. Ворона вспоминала себя восемнадцатилетнюю, еще более худую и наивную – она сидит в этом «Москвиче» и целуется с Рейденом. Ему тогда был 21 год, как ей сейчас. Старая зеленая советская машинка – это их место. Некоторые юные парочки встречаются в дешевых окраинных кинотеатрах, куда никто не ходит. У них тоже есть свои сидения в последнем ряду – те, на которые они садятся всегда. Другие назначают свидания в парке, неподалеку от входа, у второй зеленой скамейки – только эти подробности в какой-то момент объяснять становится не нужно, тебя понимают уже с полуслова, просто «в парке» и все. Три года назад Ворона и Рейден, когда встречались в метро и не знали, куда пойти, молча, не сговариваясь, доезжали до станции «Волгоградский проспект», забрасывались на АЗЛК и усаживались в свою машинку, на последний ряд.
Там они могли говорить часами или просто молчать и, обнявшись, сидеть рядом или целоваться. Им было круто здесь: они были одни в целом мире, в этом «Москвиче». Прислушивались к своей влюбленности и немного к посторонним звукам, которые только еще сильнее разжигали ее. Азарт, ощущение запретности – ведь Рейден и Ворона находились не в киношке, а на закрытом объекте. Возможность быть пойманным в любой момент, а также чувство полной неуязвимости: мы молоды и сильны и легко можем убежать от, перепрыгнуть через, просочиться сквозь. В общем, любовь, опасность и безопасность опасности лично для тебя, точнее, вас двоих – гремучая смесь.
Но потом, как это обычно бывает, прошел очень незначительный срок – две недели или что-то вроде того, которые ты потом в мельчайших подробностях почему-то прокручиваешь еще очень долгие годы. И Рейден исчез безо всякой причины. Точнее, исчез не вообще – его по-прежнему не сложно было встретить в подвалах МГУ, или на какой-нибудь ТЭЦ, или в тоннелях метро. Он испарился только для Вороны. И, конечно, не без причины – Ворона перебрала таких причин тысячи, но ни разу не решилась позвонить Рейдену и спросить, какая из них верна. Он просто бросил, а она просто сделала вид, что ей все равно.
В последнее время Ворона научилась не думать о Рейдене. Во-первых, прошло уже три года. Во-вторых, у нее был Игорь – отличный парень, несмотря на то что младше. В-третьих, друзья догадывались и интуитивно старались пореже упоминать при ней об этой давней влюбленности, а сам Рейден по возможности избегал встреч на объектах.
Но сегодня крутой лидер сталкерского отряда «Синяя буря» по кличке Ворона совершенно четко осознавала, что не просто не может перестать думать о нем после этой встречи, но еще и мечтает о том, как хорошо было бы быть вместе! Когда они только познакомились, все было так легко: понравились друг другу, немного выпили в одной компании, поцеловались и начали встречаться. Никто из них, молодых и ранних пташек, тогда не задумывался о всяких подводных камнях отношений. Например, о чертах характера своей пассии, с которыми не получается примириться и никогда не получится, как ни старайся; о боли, которая будет причинена.