Среди этой отвратительной смеси порока, беспорядка и упадка, к которым примешивалась большая доза отчаяния, бюрократия, как и прежде, продолжала свою обычную деятельность. Однако МИД также получил инъекцию революционного лекарства, в результате чего стал лишь еще более забюрократизированным, чем когда-либо. Революция персонифицировалась с тайным советником Шулером. Он расшатал старую, исторически сложившуюся структуру МИДа, берущую начало еще во времена правления Бисмарка, и создал новую организацию, достаточно крупную, чтобы быть политическим мозгом победоносной мировой державы. Святая святых старой дипломатии - политический отдел - владения Хохтейна, был упразднен. МИД был поделен на отделы по географическому признаку: Западной Европы, Восточной Европы и американский. Эти отделы занимались как политическими, так и экономическими вопросами. Почти на каждую страну были назначены отдельный чиновник по политическим делам и еще один - по экономическим. Существовали кроме того специальные отделы по личным делам, а также по юридическим и общеэкономическим вопросам, таким, как например, заключение торговых договоров и соглашений о тарифах.
Много можно было бы привести доводов в Пользу концентрации политических и экономических вопросов в одном отделе, однако в целом аппарат стал очень громоздким и неуклюжим, и внешняя политика, которая может эффективно управляться лишь немногими способными и опытными сотрудниками, была ослаблена, разбавлена и превратилась в объект многословных рассуждений. Кроме того, раздувание огромного бюрократического аппарата было крайне не ко времени в тот момент, когда Германия пережила сокрушительное поражение и фактически сошла с мировой политической арены. Один из старых мидовских привратников скептически заметил в разговоре со мной: "Не понимаю, что происходит. Германский рейх становится все меньше и меньше, а МИД - все больше и больше".
Была и еще одна причина, которая удерживала многих "свободных художников" от желания ринуться на должности послов и посланников: они вскоре обнаружили ложку дегтя в бочке меда, ибо столь блестящая внешне жизнь дипломатов на деле оказалась трудной, требующей обширных познаний в истории, экономике, праве, а также свободного владения несколькими иностранными языками. Но прежде всего она требует великого самопожертвования и отказа от политического влияния на родине. Посол или посланник перестает быть в курсе внутренних событий из-за продолжительного отсутствия на родине. Требуется определенная внутренняя независимость и сила характера, чтобы стоять на собственных ногах, будучи лишенным поддержки партий и прессы на родине. На такую жертву дипломаты-любители не были готовы пойти, а потому вернулись с дипломатических аванпостов в более прибыльные и выгодные сферы внутренней политики.
После возвращения из Киева я был назначен в Восточный отдел под начало герра Надольни, который позднее стал послом в Анкаре и Москве, а также членом немецкой делегации на конференции по разоружению. Он поручил мне вести подотдел стран Балтии. Надольни недолго оставался моим шефом: спустя несколько недель он был переведен в канцелярию президента Эберта. Его заместитель стал временным преемником. Это был старый консульский чиновник, любезный, но недостаточно квалифицированный, чтобы возглавить столь важный отдел в столь тяжелые времена, а потому все мы - три начальника трех подотделов: России, Украины и стран Балтии, чувствовали себя достаточно самостоятельными. И нам это нравилось.
Три новорожденных балтийских государства, вверенные моей политической заботе, - Латвия, Эстония и Литва - вскоре превратились в рассадник проблем и обострений международной политической обстановки. Одно из первых главных столкновений с большевиками произошло именно здесь. После ухода германских войск из Эстонии и Восточной Латвии советские войска оккупировали эти территории, а также и прекрасную древнюю столицу Ригу. С помощью террористических методов им удалось добиться успеха в подавлении большей части населения, отвергавшей большевизм. Тогда как в западных районах (согласно просьбе правого латвийского правительства, сформированного антибольшевистскими латвийскими элементами и поддерживаемого немцами балтийского происхождения) еще оставались значительные соединения германских войск под командованием генерала графа фон дер Гольца. Правительство пообещало германским солдатам, готовым помочь Латвии в борьбе против большевизма, выделить землю и предоставить право на постоянное жительство.
В условиях обстановки, царившей в Европе после поражения Германий, подобная схема должна была очень скоро оказаться неработающей, по большей части потому, что крайне правое латвийское правительство столь же мало представляло страну, как и левое крыло в Риге, а балтийские немцы - основа активного сопротивления большевистскому вторжению - были непопулярны среди латышей, как бывшие повелители и "угнетатели". В эти трудные времена, однако, средний немецкий солдат поверил обещаниям латышей дать ему землю в качестве награды за услугу и был готов сражаться, умирать и переносить трудности ради независимости Латвии. Смелой атакой была освобождена Рига, и весной 1919 года и германские, и балтийские войска выбили советские силы с территории Латвии далеко в глубь Эстонии.
Вскоре, однако, ситуация крайне осложнилась. Правое латвийское правительство было свергнуто, и вместо него пришло куда более левое. Эстонцы одинаково решительно отвергали как большевиков, так и германскую оккупацию. Союзные державы все глубже постигали суть проблемы и потому постарались найти решение создавшейся дилеммы. Они считали, что немцы должны покинуть страну, но не желали при этом способствовать восстановлению советского правления. И потому начали свои контрдействия с мягкого давления. Однако нажим постепенно усиливался.
Германское правительство оказалось практически беспомощным, хотя, без сомнения, готово было подчиниться требованиям союзников. Но у него не хватало власти над непокорными войсками в Балтии и не было никаких средств принуждения.
Генерал фон дер Гольц остался тверд, и рядовые были тоже убеждены, что латышам не следует позволять обманывать немцев, лишая их награды за продолжительные сражения, а именно обещанной земли. Германские регулярные войска чем дальше, тем больше распадались на небольшие соединения, которыми командовали популярные среди солдат офицеры. И здесь, так же как и в самой Германии, были созданы многочисленные "свободные войска" еще более непокорные, чем остатки регулярной армии.
Но в конце концов генерал фон дер Гольц уступил давлению, приняв, однако, самое скверное и немужественное решение, которое только можно было себе вообразить: он подчинился приказу берлинского правительства вернуться на родину, но отправился в Берлин один, не сделав даже попытки уговорить свои войска последовать за ним. Вполне вероятно, что солдаты подчинились бы ему, поскольку генерал пользовался у них большим авторитетом. И вместо того, чтобы выбрать одно из двух: либо убедить вверенные ему войска последовать за ним на родину, либо ослушаться Берлина и остаться со своими людьми до горького конца, фон дер Гольц оставил своих солдат без всякого руководства и отправился в Берлин.
В результате, как и следовало ожидать, большинство солдат "свободных войск", все более и более превращавшихся в своего рода иностранный легион или сборище ландскнехтов, готовых сражаться ради сражения, упрямо оставались в Прибалтике, настаивая на выделении им обещанной земли, в то время как наиболее дисциплинированные и аккуратные уже начали основывать в Латвии хозяйства и фермы. Их командиры, приезжавшие в МИД, чтобы встретиться со мной, не выказывали ни малейшей склонности повиноваться приказам из Берлина.