Гости-покупатели не заставляют долго ждать себя: они с таким же нетерпением рассчитывали на Фомин понедельник, – и едва настало утро, как уже спешат к запасам тех сокровищ, дороже которых в жизни едва ли что есть для них. С осьми часов уже начинает показываться в Гостином дворе прекрасный пол. И не думайте, чтоб это были обитательницы каких-нибудь Хамовников, Бутырок, Рогожской иль Таганки или других отдаленных частей Москвы, которые встают с солнышком и бережливы на время и которые поэтому могли прийти пораньше, чтобы и домой воротиться в пору: нет, все эти dames и demoiselles, живущие от города так близко, что рукой подать, все они страстные любительницы дешевых товаров и с похвальным соревнованием поспешили явиться первые, как будто боясь, что часом позже и дешевые товары подорожают, и выбирать им уже будет не из чего. Вон, видны у подъездов к рядам даже несколько экипажей: эти зачем? Ведь госпожи, разъезжающие в них, живут не на правах пешего хождения, – могли бы, кажется, всегда поспеть вовремя на дешевые товары. Как зачем? вот странный вопрос! да чем же мы хуже людей! Мы еще с вечера приказывали, чтобы экипаж был готов к шести часам утра; мы изменили вседневным своим привычкам и встали в то время, когда еще спят наши люди; мы целый час ждали, пока отопрут лавки!»… О, mesdames, какое у вас великодушное сердце!..
Впрочем, с другой стороны, эта заботливость оправдывается тем, что ранним утром торговые сердца еще не успели зачерстветь под влиянием ни на миг не прерывающейся продажи, что в эту пору они как-то податливее на уступку для починных покупателей, как-то особенно расположены к любезностям и готовы перерыть всю лавку для хорошенького личика. Притом с каждой минутой более и более является покупательниц; прилив публики становится до того велик, что в рядах, где ранние посетительницы совершали очень приятную прогулку, переходя из лавки в лавку, там уже вовсе не так просторно, и к полудню становится даже тесно. Кажется, все, что есть в Москве молодого и прекрасного, или что имеет притязании на молодость и красоту, или старается обзавестись ими искусственным образом, – все это стремится с радостным волнением сердца, разубранное и разукрашенное точно на какой праздник. Все цветы, какие только в состоянии придумать воображение человека, все они являются здесь во всевозможных оттенках, пестрея друг перед другом и ослепляя глаза своим блеском.
Гостиный двор ожил, и никогда нельзя видеть его так населенным, нарядным, как в Фомин понедельник, никогда не мелькает в нем столько шляпок, не раздается таких певучих голосков, никогда не бывает такой толпы. Но берегитесь попасть в эту толпу, потому что хотя она и состоит из прекрасного пола, но также не чужда элементов, составляющих всякую толпу, и дамские плечи и локти в случае нужды постоят за себя. Особенно это заметно в Модной линии или при переходах из одного ряда в другой: тут нередко раздаются очень негармонические звуки, что-то в роде писка, слышатся слова: «невежда! мужичка! да как ты смеешь! я дама! посторонись! ишь стала как бочка!» – и тому подобное. Слова эти, конечно, немножко странно слышать из каких-нибудь прекрасных губок, созданных вовсе не для этого: но ведь и то надо принять во внимание, что если мы, мудрая половина рода человеческого, позволяем себе иногда действовать в толпе вовсе не мудрым образом, то почему же тем, кого еще почтенные философы древности сравнивали с детьми, почему же и им в таком случае не посердиться немножко и не выразить своей досады энергическим образом, забыв на минутку и грацию и скромность?.. Впрочем, это их дело, между собой чинят они суд и расправу, и мужчинам не след мешаться в дамские междоусобия.
К счастью, и мужчин-то здесь (кроме торговцев) очень немного, и редко среди пестреющей яркими цветами толпы бросится в глаза какая-нибудь шинель или пальто. То, наверно, нежный супруг сопутствует своей дражайшей половине, прокладывая ей дорогу и заботливо охраняя ее от толчков; или попечительный отец провожает своих дочек, потому что они, милые создания, еще неопытны в житейских делах и легко могут быть обмануты торговцами; иногда какой-нибудь вежливый братец или кузен является прислужником своей chиre, Nadine, Barbe или обеих вместе, имея в виду благородную цель – занимать их своею беседою и не допускать до них предложения услуг какого-нибудь любезного, незваного кавалера, у которого в глазах написана известная фраза: «позвольте вас проводить». Этих кавалеров, монтеров, онагров и даже полульвов Замоскворечья, с лорнеткой в глазу, является на Фомин понедельник несколько дюжин, и они слоняются по рядам с утра до вечера, пользуясь правом заглядывать под шляпки, говорить вслух любезности и даже иногда предлагать свои услуги…