Выбрать главу

А ведь одним из главных оправданий существования искусства является его способность раскрыть во всей сложности своеобразие и значительность сегодняшнего дня с целью сделать его предметным уроком для завтрашнего.

1944—1966

Перевод автора.

О ЗНАТОКАХ И ЭРУДИТАХ

Спор о бесспорном всегда порождает недоумение и даже неловкость: не поймешь — то ли не знают люди, что спор уже состоялся и решение принято, то ли просто появилась потребность спустить полемические пары с целью понизить внутреннее давление. Так или иначе, а на моей памяти уже много раз вспыхивали дискуссии об одном и том же — в частности, о проблемах перевода. И каждый раз появляются новые знатоки (нынче их величают эрудитами), которым все точно известно из соответствующих теорий и которые снова начинают втискивать живую литературную практику в рамки ими же установляемых канонов.

Не потому ли это происходит, что художественное творчество не подчиняется теоретической узде, а создатели теорий не могут с этим примириться и каждый раз повторяют свои бесплодные попытки в надежде, что на сей раз им все же удастся его обуздать?

Между тем пора бы уже понять, что теория перевода, например, принципиально отличается от других научных теорий хотя бы уже тем, что у нее совершенно иное происхождение. Это физики или химики могут вычислить наперед и точно указать путь, по которому следует идти искателям неизвестных еще молекулярных частиц или химических элементов. А в искусстве наоборот: теория здесь возникает только в результате обобщения творческой практики, то есть идет не впереди художника, а вослед за ним и поэтому не может ему диктовать и предписывать правила творческого поведения.

Мне кажется, что неразберихе, порождающей до сих пор все новые и новые споры на темы переводческого искусства, в значительной мере способствует существование в рамках Союза писателей независимых друг от друга секций поэтов и переводчиков. До их создания всеми была почти единодушно и покорно принята знаменитая формула В. А. Жуковского, определявшая место переводчиков в прозе и стихах. Нынче эту классическую формулу уже употреблять небезопасно, так как рискуешь нарваться на организованный отпор целой секции Союза писателей, которую изречение Жуковского может оскорбить, а это, как говорится, чревато…

В наше прагматическое время легко рассуждать на литературные темы, существуют лишь две опасности: прослыть ретроградом, если он станет защищать классический ямб и незамусоленную рифму от так называемого свободного стиха, или нажить этикетку невежды, если он вздумает настаивать на приоритете поэта перед ремесленником в вопросе перевода. И все-таки — кто были лучшими переводчиками в предреволюционные годы? В. Брюсов, К. Бальмонт, Вяч. Иванов — в России; А. Крымский, А. Олесь, М. Вороный — на Украине. А в предвоенные годы? М. Лозинский, Г. Шенгели, Б. Пастернак, М. Бажан, Л. Первомайский, М. Рыльский — соответственно. Я называю лишь некоторые имена, но все они принадлежат прежде всего известным поэтам, занимавшимся помимо собственного творчества и переводами.

В послевоенные годы, однако, многое изменилось — особенно с распространением в Европе и Америке свободного стиха. К этому времени у нас увеличилось количество университетов и специальных институтов, в которых изучаются иностранные языки, а соответственно увеличилось и количество людей, решивших посвятить себя переводческой деятельности: благо, появились и специальные журналы, и специальные издательства, а для перевода этих самых свободных стихов не требуется ни особая поэтическая техника, ни даже соблюдение точных размеров и каких бы то ни было рифм. Руставели и Данте, мол, пусть переводят те же Бажан и Лозинский, а мы займемся нынешними последователями Уитмена и Элюара, а уж если навяжут ямб, так белый!

Вот так, мне кажется, и возникли эти бесчисленные знатоки правил плавания, которые сами плавать не умеют. Ничего, казалось бы, страшного, но, к сожалению, их много, и хотя в искусстве количество не переходит в качество никогда, в толпе — особенно во время давки — верх берет количество.

Я не верю, что человек, не создавший собственных стихов, способен хорошо переводить. Перевод — это творчество, значит, переводчик — поэт, а представить себе поэта, который не сочиняет стихов, невозможно. Тропинин, создавший портрет Пушкина, мог бы хорошо скопировать его, а Соболевский, стоявший рядом с мольбертом Тропинина, копируя каждый мазок художника, не создал одухтворенной копии потому, что не был художником.