Мы спускаемся под землю. В хонгайских шахтах нет ни вытяжных стволов, ни шахтоподъемников: уголь залегает неглубоко. Я спрашиваю: предусматривается ли проходка вертикальных стволов? «Да, — отвечают мне, — но это будет осуществляться постепенно».
Громко шипит сжатый воздух. В штреках душно, словно в римской бане… Обнаженные до пояса горняки вгрызаются в черную угольную целину.
Ослепительная голубизна моря сливается с лазурью неба. Бесчисленные скалы, разбросанные по всему заливу Халонг, похожи на форты и бастионы. Некоторые из них напоминают неестественно огромные силуэты людей или зверей.
— Посмотри! — показывает мне Нинь. — Не правда ли — черепаха, вынырнувшая из воды? А вон дракон: он притаился и выжидает добычу, чтобы внезапно на пасть на нее… Там, дальше, — слон! А это — гигантская курица, сидящая на яйцах… Или вот — горная птица!
Мы сидим на носу катера, легко и быстро скользящего по спокойной воде. Очень хочется есть! По моей вине мы дольше, чем было запланировано, бродили по шахтам, и у нас не хватило времени на обед — спешили совершить прогулку по заливу. Но заботливый и предусмотрительный Нинь все же сумел «организовать» так называемый сухой паек. Это просто счастье! Ведь на море всегда развивается аппетит… Мы быстро и без особых церемоний поглощаем рис, креветки, вареную курицу, бананы. Солнце припекает, жара становится мучительной…
— Ты обещал рассказать… — я выжидательно гляжу на Хоана. Нет, от второй легенды я не откажусь, пусть не ждет!
— О чем?.. О происхождении скал в заливе Халонг? Да, обещал, помню. Но что ты предпочитаешь: легенду или правду?
— И то, и другое!
— Вот как! Ну, что с тобой поделаешь? Пусть будет так!.. Старые люди говорят, что много лет назад жила в этих местах прекрасная девушка. В нее влюбился морской дух, умевший превращаться в человека. И становился он тогда таким красавцем, что кружил головы всем окрестным девушкам, они не догадывались о его происхождении. Но вот завистницы, прознав о том, что молодец выбрал самую прекрасную из них, обманом завлекли ее в глухое место на берегу и там столкнули в море. Морской дух долго искал свою избранницу, забрасывая сеть в самую глубь моря, пока наконец не вытащил ее мертвое тело. Он не поверил своим глазам, когда увидел покойницу, и в отчаянии решил разделить ее судьбу. Прыгнув в сеть, где лежала его любимая, он вместе с ней погрузился в море… Но злые подружки не пожелали расстаться с ним! Избавившись от соперницы, они теперь хотели во что бы то ни стало удержать красивого юношу на земле. Пытаясь помешать ему, они вцепились в сеть и стали тащить ее назад. Тогда разъяренный морской дух рванул сеть на себя. А был он наделен нечеловеческой силой! Коварные девушки попадали в волны залива и навечно остались в нем неподвижными скалами…
Катер покачивает, трудно записывать. Усевшись поудобнее, я прошу Хоана поведать мне историю одного местного литератора. К моему огорчению, нам не удалось встретиться с этим хонгайским писателем-горняком. Он родился на территории угольного бассейна, живет там и пишет только о нем.
— Его зовут Во Ху Там. Ему сейчас тридцать с чем-то лет… — начинает свой рассказ Хоан. — Он был совсем неграмотным. Только после августовской революции 1945 года Там научился читать и писать. С детства Там работал на шахтах Хонгая. Но даже будучи неграмотным, он создавал стихи. Люди охотно слушали их, так как это были стихи о них самих, об их горькой доле и тяжком труде…
Слушая Хоана, я перестаю удивляться тому любопытному явлению, каким стало творчество поэтов-любителей, поэтов-импровизаторов, нараспев декламирующих строфы собственных стихов. Как единодушно уверяют меня вьетнамские товарищи, нельзя такие выступления назвать «любительщиной» в негативном значении этого слова — стихи эти обладают всеми поэтическими достоинствами.
Едва Во Ху Таму исполнилось восемь лет, он уже на чал работать на шахте. Пришлось мальчонке носить тяжелые корзины с углем от лавы до вагонеток. Частенько под этой тяжестью он даже не мог приподняться на цыпочки: чтобы достать до края вагонетки и высыпать в нее уголь, ему приходилось забираться на камень. Да, работал малыш чуть ли не наравне со взрослыми. Вообще детям здесь было труднее — они больше, чем другие рабочие, зависели от милости или немилости надсмотрщиков и мастеров, а получали всего 6–8 су в день. На десятом году жизни Там воочию увидел и навсегда запомнил большую забастовку горняков.
Прошло несколько лет, и вот уже отдыхающие после тяжелой работы шахтеры внимательно слушают юношу, декламирующего свои стихи. Они не могли тогда попасть на страницы какой-либо вьетнамской газеты: от них в ужасе шарахнулся бы любой редактор и издатель. Просто удивительно, что вездесущая колониальная полиция не заинтересовалась замурзанным, грязным подростком, который громко и смело декламировал:
Во Ху Там продолжал жить и работать в Хонгае. Здесь его застал приход французских колонизаторов. Поэт-горняк стал участником Сопротивления. Опасаясь ареста, он долгое время скрывался в гротах и ущельях вблизи залива Халонг. Позже Во Ху Там переходит от стихов к прозе. Пишет репортажи, рассказы, повести. К наиболее известным его произведениям относятся: «Угольный бассейн», «Горняки из Хонгая» и «Искры в пепле».
Нашу беседу о разных путях, ведущих людей к литературному творчеству, вдруг прерывает возглас Ниня. Привстав, я слежу за его взглядом и вижу невысокий обелиск, стоящий на маленьком пляже, протянувшемся вдоль берега небольшого острова, мимо которого мы сейчас проходим.
— Этот обелиск поставлен в честь недавнего визита Германа Титова, который приезжал сюда вместе с президентом Хо Ши Мином! — торжественно произносит Нинь.
Скалы, острова, лазурь неба и моря, пещеры и гроты в серых, выгоревших склонах. В кронах деревьев, цепляясь за лианы и ветви, носятся быстрые обезьяны. Невольно напрашиваются сравнения с наиболее красивыми европейскими пейзажами… «Капри? Крым? Норвежские фиорды?» — вслух думаю я.
— В тех местах мне быть не пришлось, — говорит Хоан. — Но даже не видя их, я думаю, что наш залив Халонг гораздо красивее!
Осматриваюсь вокруг еще раз. Пожалуй, он прав! Действительно, где еще можно встретить такое скопление фантастических чудищ? А лабиринт голубых морских проливчиков, по которым нас мчит быстрый катер? Где еще найду я подобную сокровищницу старинных легенд о драконах, жемчужинах и завистливых влюбленных девушках? В каком еще месте небо в таких тонах, как здесь, — теплых, янтарных. А море спокойно, оно словно замерло перед заходом солнца…
«Золотой лотос»
на бунтарской земле
Низенький домик в селе Кимлиен — «Золотой лотос» — весьма скромен и невзрачен. Его легко можно было бы не заметить и пройти мимо, но именно ради него мы приехали сюда. Домик восстановлен уже после войны. Я верю этому восстановлению — ничего разящего взор, ничего искусственного. Именно таким — скромным и темноватым — был он внутри в те времена, когда под этой ветхой кровлей жила семья, в которой родился и жил человек по имени Нгуен Ай Куок.
Обычная крестьянская утварь, какую и сейчас можно встретить во многих деревенских домах. На стене — большая фотография отца нынешнего президента Хо Ши Мина. Он был чиновником, получил неплохое образование и мог устроить себе безбедную жизнь в качестве служащего французской колониальной администрации. Однако такая карьера была ему не по душе; он предпочел уехать в деревню и вести там нищенскую жизнь, чем служить колонизаторам.