— За сутки я делаю на своей лодке двенадцать ездок, — продолжает Со. — Ну, а когда ветер очень сильный и трудно грести, — конечно, меньше. А в этот день народу было очень много. Известно, после Нового года люди возвращаются из гостей, из праздничных отпусков. Ехали и матери с детьми… С утра пришлось изрядно потрудиться, ускорить переправу: десять рейсов сделала. Так продолжалось до полудня…
Мог ли кто-нибудь из жителей Донгхоя предположить, что пронзительный рев сирены на сей раз возвестит не учебную тревогу, а настоящий массированный налет, воздушное нападение? По-вьетнамски такое нападение называется тан конг кхонг гуан. Такую именно фразу я записываю в свой польско-вьетнамский разговорник. Составляя эту книжечку, молодой писатель Тань Ле, выпускник польского филологического института, не мог предвидеть, какие слова окажутся необходимыми европейцу в ДРВ весной 1965 года…
Все вокруг дышало в тот день покоем. Покоем, который оказался не только призрачным, но и глубоко трагичным.
Я вижу события того памятного дня так четко, словно они произошли вчера… Вот Со поспешно хватает камуфляжное полотнище, испещренное зелено-желтыми пятнами маскировки. Весло в руки и — к берегу, к берегу! Она дома одна. Муж — на море вместе с другими рыбаками, дети — в школе. На берегу становится тесно: сюда прибежали группы самообороны. Они принесли оружие и боеприпасы. Время не терпит: дорога каждая минута, каждая секунда — после сигнала тревоги не приходится долго ждать самолетов. Вот они! С ревом, на огромной скорости проносятся над Донгхоем, над головами людей. Снижаются, пикируют… Сбросили первую серию бомб. В гул разрывов вплетается мелкая дробь пулеметных очередей. Стервятники бьют по бегущим жителям. Бойцы самообороны прыгают в лодку. Скорее на тот берег! Где-то неподалеку взвилось огромное пламя, огонь лижет серые крыши из пальмовых листьев… Лодку быстро отталкивают от берега, люди торопятся на свои посты. Твердой и уверенной рукой Со поспешно ведет перегруженную лодку. Обычно ей помогает кто-либо из мужчин, но на сей раз рядом с Со встал юноша, который только что сидел на берегу и ловил рыбу. На дне лодки лежат ящики с патронами. Почему же Со не боялась вести лодку под градом пуль и осколков? Ведь это же естественно — в такой момент испытать страх: страх не столько за себя, сколько за детей, за мужа! Она же знала — пуля и снаряд врага не разбирают, кого поразить… Но, как говорит Со, страх можно преодолеть…
Серо-зеленая гладь широкой Нятле. Теперь я знаю: сколько бы раз ни смотрела я на нее — всегда передо мной на фоне реки будет возникать силуэт немолодой женщины, ловко маневрирующей веслом и направляющей лодку под непрерывным обстрелом американских самолетов. Какая-то врожденная и суровая гордость характерна для облика Со, когда она высоко поднимает голову.
— Да, я не молода. Но у меня еще достаточно сил и здоровья, чтобы участвовать в общей борьбе…
— День этот в нашей больнице, как всегда, проходил спокойно, — начинает свой рассказ медсестра Данг Тхи Тхиа.
Лицо ее красиво, оно еще хранит черты девичьей прелести. Даже не верится, что у Данг — двое детей. Ласково баюкает она своего маленького сынка. Девочка, чуть постарше, присела у ног матери.
— Работаю я в детском отделении. Обычно пациентов у нас мало. И это хорошо. Самым серьезным больным в тот день был мальчик с тяжелым нарушением нервной системы… Когда я поняла, что это не учебная тревога, а настоящий вражеский налет, то подумала: «Они не будут бомбить здания, находящиеся за городом. Ведь это же больница!..»
Длинная пулеметная очередь, которой американский стервятник прошелся по крыше главного корпуса больницы и по белому флагу с красным крестом, перечеркнула эти иллюзии. Слава и гордость Донгхоя — недавно построенная современная больница на двести мест — теперь в любую минуту могла разделить участь остальных зданий города. Оставалось одно: спасать больных!
В этот день дежурные по больнице (праздник: большая часть персонала находилась дома) не могли справиться с нагрянувшей бедой. Из рассказа Данг Тхи Тхиа по крохам восстанавливается страшная картина налета…
С треском ломаются переплеты окон. Осколки стекла и куски кирпича разлетаются во все стороны, нанося раны не только санитаркам и сестрам, но и больным. Перепуганные дети мчатся куда глаза глядят, их надо останавливать, успокаивать и вести в убежище. Надо спасать двух новорожденных — от испуга и потрясения наступили преждевременные роды у двух пациенток родильного отделения. Там лежат еще четыре беременные женщины Одну поразил шок, она не в силах шевельнуться и лежит бледная как полотно. Вторая корчится от боли: у нее начались родовые схватки и ее нельзя трогать с места, иначе последует кровоизлияние. Надо как-то защитить этих женщин от обломков кирпича и осколков стекла, успокоить их…
А налет продолжается. Один за другим летят американские самолеты, сеют смерть на мирной вьетнамской земле…
Тем временем по дороге, ведущей к больнице, мчится рикша. Молодой вьетнамец бережно придерживает за плечи полулежащую на сиденье велосипеда юную, находящуюся в бессознательном состоянии женщину. То и дело он посматривает на небо: женщина вот-вот должна родить, а над головой кружат проклятые самолеты…
Когда утром следующего дня я осматриваю здания больницы — со свежими следами пулеметных очередей, с разбитыми окнами, изрешеченными стенами и пробитыми крышами, — я не могу сдержать гнева. Больница расположена на открытом месте, над нею развевается флаг Красного Креста. Нельзя, просто невозможно не заметить этих корпусов! Была ли хоть капля совести у тех, кто бомбил больницу?..
Тень смерти над Лонгхоем
Ранним утром мы приехали в селение Виньтуа. Низенькая хижина, плетенные из бамбука стены, деревянная кровать с лежащей на ней циновкой из рисовой соломы, традиционный «алтарь предков» и нехитрый домашний скарб… Хозяйка дома, двадцатисемилетняя Чыонг Тхи Кук, не скрывает изумления при виде непрошеных гостей, которые в столь ранний час нежданно-негаданно вторглись в ее жилище. Она и ее муж, Ле Ван Хоа, родились в Таиланде, но уже несколько лет назад репатриировались на родину.
Их первенец родился на чужбине.
— …в больнице! — спешит разъяснить Ле Ван Хоа. — Но если бы вы знали, как «там» дорого! Мы истратили на те роды все свои сбережения.
— Верно! — перебивает Чыонг Тхи Кук. Зато в Донгхое я все время была под наблюдением врача и мне не пришлось платить ему ни пиастра. Ничего не стоили и мои визиты к нему — ведь он народный, а не королевский врач! Вторые роды вообще прошли в сто раз лучше, хотя и лечили меня бесплатно…
Неведомо как и когда в доме становится тесно от любопытных соседей. Матери держат за ручонки малышей, «на всякий случай» прижавшихся к ним поплотнее. Много девушек и быстроглазых мальчишек. Копируя вьетнамских солдат, они тоже прицепили к одежде зеленые ветки и куски камуфлирующей пестрой ткани. Интерес жителей мне понятен: не часто бывают у них гости из Европы. Со времени хозяйничанья французских колонизаторов никто из европейцев в этот глухой угол не заглядывал. Но все-таки и сюда доносится эхо бури гнева и возмущения мирового общественного мнения, осудившего американскую агрессию.
Из скупых и отрывочных фраз Чыонг Тхи Кук я постепенно восстанавливаю обстановку зловещего налета воздушных стервятников с базы Дананг.
— Муж упросил знакомого курьера-рикшу отвезти меня в больницу, — рассказывает Чыонг Тхи Кук. — У меня начались предродовые схватки. В пути нам пришлось несколько раз высаживаться из коляски и прятаться в придорожных кюветах: американские самолеты— будь они прокляты во веки веков! — так бомбили дорогу, что невозможно было проехать. Не скрою — я боялась, что придется рожать под открытым небом, без врачебной помощи, в присутствии чужого мужчины… Хоть бы какая женщина встретилась… Все же мы кое-как сумели добраться до больницы. И там сразу — несмотря на бомбежку! — на душе у меня стало спокойно, будто здесь я была в полной безопасности. Вечером у меня родился сын. Новорожденному мы дали имя Ле Ван Чи…