Я принёс к кровати мамы оцинкованное ведро, отвернулся. Затем вынес посудину в сени, и принялся натирать мамулю. Помог снять ночнушку, натёр сначала спину. Затем взялся натирать грудь. Ладони ощутили упругость сисек, твёрдость светлых сосцов. Я усердствовал. В мечтах о продолжении, не заметил, что уже третью порцию жидкости втираю в маму.
— Паша, не балуй! — я убрал руку, помог укрыться одеялом. — Добавь дров в печь. Принеси ещё пару охапок — вдруг потом станет холоднее, а ты ещё не совсем выздоровел.
Молодой организм легче справился с заразой — я только кашлял, а мама начала бредить во сне. Истекая пОтом, раскрывалась, мне приходилось укрывать, поить её чаем. Растирания уже проходили без моих фантазий. Я отгонял плохие мысли, старался приготовить что-нибудь вкусненького покушать.
Через два таких мрачных дня мама стала меньше кашлять, потеть. Я сменил простыни и наволочки. Ещё через день она покушала мои блюда — суп с фрикадельками и котлеты с гарниром. На следующий день мама наказала топить баню.
Расчистив дорожку от снега, я разжёг огонь в железной печи, натаскал воды из колодца. Пока баня разогревалась, очистил от снега и возле бани, к окну — тайная мысль, подглядеть в окошко как мама купается, пришла мне в голову.
Через час в помещении стояла невероятная жара — кончики ушей щипало ожогами.
— Ма, я переусердствовал. Там невозможно находиться. Может открыть дверь, пусть охладится?
— Это отлично, Паш. Отнеси туда полотенца, мёд. Свою одежду…. Не смотри на меня так — мы будем вместе мыться. Натрёшь меня мёдом, похлещешь веником. Из бани я выйду абсолютно здоровая.
Каждое её слово, после «мы будем вместе мыться…», подстёгивало мою фантазию. А она в свою очередь подстегнула мою эрекцию. Схватив наказанное, помчался в баню. Долго мастурбировать не пришлось. Не скажу, что я совсем не рукоблуд, но делаю это не часто. Вот за пол месяца пока мы живём в Гнезде, я лишь третий раз сбрасываю напряжение.
— Да, Паша, ты перестарался. — сказала мама, войдя в предбанник. — Даже тут жарко. — с этими словами она начала раздеваться.
Валенки с повешенными на голенища носками, поставила у лавки. Старую шубу повесила на крючок рядом с моим тулупом. Сняла ночнушку, помедлив лишь миг — сняла трусы. Пройдя мимо оторопевшего меня, вошла в парную. Я тоже оголился. Мама присела на нижнюю ступеньку, растирая ожоги ладонями. Чаще обжигались соски — мама прикрывала их.
— Садись на полок рядом, разогревайся. — мама похлопала по ступеньке. Потом начала размышлять об устройстве мотеля.
А я косил взоры, всматривался в волосы на её лобке, пытался рассмотреть начала расселины. Мама заметила моё напряжённое молчание.
— Набери в тазы воды, надо сначала помыться. Потом будем лечиться.
«Потом будем…». - похабство в моём сознании глушило «лечиться», меняло его на «трахаться». Отвернувшись от неё, скрыл эрекцию. На обратном пути, скрыл стояк тазиком. Ухмылка на мамином лице означала, что эти мои действия её забавляют. Такая мимика взбесила меня. Не скрывая срамоту, начал мыться. Постоял спиной к маме, когда она натирала меня мочалкой. Старался не коснуться эрекцией её попки (м-м-м-м), натирая спину мамочки.
— Так дело не пойдёт. Папы у тебя не было. Поэтому может ты не знаешь, что молодым парням вредно находиться в таком напряжении. Давай я тебе помогу.
Зомби, в которое превратился я, стоял в оцепенении, когда чужая ладонь окольцевала мой член. Мой эрегированный!!! Член!!! Мой, упирающийся в небосвод, фалдус!!! Мой нефритовый лингам, достойный воспевания приверженцами Камы.
Нежное оголение головки, мягкие ласки яичек. Медленные, плавные фрикции, причиняющие первую усладу, озвучивались моими стонами. Я встретился взором с глазами мамы. Она старалась понять, что ощущаю я. Я пытался осмыслить её чувства.
Она ведь тоже человек, ей тоже охота подобных ласк. Там, на Украине, партнёры у неё были. И довольно много. Не с кем постоянно она не жила, не позволяла панибратства их в отношении меня.
Потом, когда я повзрослел, стал понимать, что происходит между ней и мужчинами, не устраивал ей сцен. В душе скорбел, что другим обладателям такого же органа меж ног, можно наслаждаться соитием, а мне, родному сыну, нет. И вот я стою рядом с ней, она ласкает меня ладонями, а я….
Я погладил её по волосам, провёл пальцами по лбу, носу…, губам. По ним медленно, ощущая их нежность, температуру. Рука дошла до персей. Сосок, напугавший меня необычной твёрдостью, сказал: «Заждался я, пока ты додумался поласкать меня!». Пенис мой влез со своей эмоцией — салютовал возбуждённости соска.