Я не обнаружил ни одного снимка ни в комнате, ни в ванной. Валявшиеся на полу обрывки бумаги были сценарием к какому-то фильму. Я прочел несколько из них. Фильм предназначался только для совершеннолетних.
У покойного Альфонсио было много дорогой и элегантной одежды. Я не стал тщательно изучать его гардероб. Я боялся, что меня арестуют, и мне надо было предупредить Мемфис Шарль. Я достал свою шариковую ручку, чтобы набрать ею номер, но внезапно меня охватило сомнение. Я не хотел расстраивать малышку, кроме того, я не был абсолютно уверен в том, что меня действительно упрячут в тюрьму. В конечном счете я набрал номер Станиславского. Я мог бы позвонить Хейману, чтобы рассказать ему то, что собирался, но меня остановила мысль о его журналистском нюхе. Пусть сам выправляет свою лодку и не топчет мои клумбы (если вам понятно мое выражение).
Храбрый портняжка был очень возбужден, сообщая мне о том, что произошло у меня: хождение взад-вперед полицейских и его подозрение, что они арестовали «вашего друга журналиста». Он спрашивал, что со мной случилось, где я нахожусь и прочее. Мне пришлось перебить его, так как впереди у меня не было вечности. Я надеюсь, что не слишком обидел его.
– Если я не позвоню вам завтра до полудня, – объяснил я, – то позвоните по этому номеру в отель и попросите мадам Малон. (Под этим именем мы с малышкой зарегистрировались в отеле.) Скажите мадам, что я в тюрьме и что я ей советую пойти в полицию.
– Вы в тюрьме, господин Тарпон!
– Нет, пока нет, – сказал я, – но это может случиться. Я объясню вам все завтра или послезавтра, а может быть, еще раньше. Сейчас у меня нет времени, извините меня. Итак, вы ей скажите, что я ей советую пойти в полицию, но если она предпочитает уехать на каникулы, то я о ней ничего не скажу.
– Я записал.
Он повторил все, что я сказал, и обещал все передать. Я поблагодарил его, еще раз извинился и прервал связь. Не успел я отойти от аппарата, как появился Коччиоли.
С ним был еще один полицейский в штатском, которого я раньше никогда не видел и который поморщился, увидев труп и бардак в комнате. Третий полицейский, в форме, остался на лестничной клетке. Внизу, разумеется, было еще несколько стражей порядка.
Коччиоли посмотрел на меня, устало покачав головой. Он не был сердит, скорее, он был грустен, хотя у него были некоторые основания дуться на меня. Его волосы стали заметно короче, должно быть, они обгорели, когда опереточные пропалестинцы атаковали «ситроен», а парикмахеру только осталось их уложить. Кроме того, вместо вчерашнего пластыря на носу у Коччиоли был пластырь на щеке. Его правая рука была перевязана. Он перехватил мой взгляд.
– Этот идиот мясник, – сказал он. – Он принял меня за одного из тех, кто напал на вас. Я тоже принял его за одного из них.
– Сожалею, – вздохнул я.
– Это не ваша вина.
Он сказал это не слишком убежденным тоном и устало посмотрел на меня.
– У меня к вам множество вопросов, – добавил он. – Это меня утешает.
– Я не уверен, что у меня есть на них ответы.
– Мы поищем их вместе.
Я пожал плечами. В квартиру осторожно вошли еще несколько полицейских. Судебный эксперт вынес заключение, что убитый в самом деле мертв и что, вероятно, был убит ножом – одним словом, подтвердил все, что было очевидно. Из ванной комнаты донесся голос другого полицейского, обнаружившего фотопринадлежности и позвавшего Коччиоли.
Когда Коччиоли вернулся в комнату, то, к моему великому удивлению, предложил мне спуститься вниз. На углу улицы был бар, и мы направились туда. Недавно я сделал открытие, что никогда не стоит упускать случая поесть, потому что неизвестно, когда может снова представиться такая возможность. Я заказал пива и горячий сандвич с сыром и ветчиной. Коччиоли попросил кофе. В течение минуты или двух он задумчиво помешивал кофе ложечкой.
– Расскажите мне о вашей жизни начиная со вчерашнего вечера, – сказал он наконец. – В общих чертах. Если я захочу уточнить, я скажу.
– Вы не поверите мне, – вздохнул я, откусывая кусок сандвича.
Он посоветовал мне не быть пессимистом, и я объяснил ему, что меня схватили неизвестные лица, как он это сам видел, и что я не успел даже разглядеть их, так как меня оглушили, и что я пришел в себя, услышав выстрелы.
– Выстрелы?
– Я был привязан к кровати в комнате, – сказал я. – В изолированном доме.
– Откуда вы знали, что дом изолирован?
– Я узнал это позже. Все по порядку.
Он кивнул. Я продолжал:
– Когда мне удалось высвободиться, выстрелы прекратились. Была поздняя ночь, но я не могу назвать точное время, так как мои часы остановились.
– Как это удобно! – процедил сквозь зубы Коччиоли.
Я промолчал.
– Я вышел из комнаты, обошел весь дом и обнаружил двух убитых.
Коччиоли чуть не поперхнулся кофе. Он выругался.
– Еще двое убитых? Кроме Альфонсио?
Я утвердительно кивнул.
– Дом был пустой, – объяснил я. – Только два трупа.
Я рассказал, что я обыскал трупы, и что одного звали Карбоне, а другого Форд, и что, по-видимому, они застрелили друг друга в перестрелке.
– Вы не вызвали полицию, – заметил Коччиоли.
– Позвольте мне вам объяснить, что я обо всем этом думаю. Вы видели у Альфонсио следы от скоча, над столиком? Вы обратили на это внимание?
– Обратил.
– Убийца что-то унес. После гибели Гризельды Запата все эти люди что-то ищут, вы согласны?
– Я не знаю.
– Что-то вроде маленькой записной книжки, – настаивал я.
– Шантаж, – сказал Коччиоли, – вы это имеете в виду? Луизу Сержан убивают, чтобы что-то взять у нее, но это что-то вовсе не у нее, а у Альфонсио, ее сутенера.
– Я не знаю, был ли он ее сутенером, я просто строю гипотезы.
– Он был ее сутенером, – категорично повторил Коччиоли, – это установлено полицией.
– Хорошо, – сказал я. – Допустим, что существует маленькая черная книжка и разные люди охотятся за ней. Допустим, что они хватают меня. Можно также допустить, что они дерутся между собой, не так ли?
– Но вы не маленькая черная книжка, Тарпон, – заметил Коччиоли.
Я вяло вздохнул.
– Но некоторые люди, в том числе некоторые полицейские, думают, что я знаю, где находится Мемфис Шарль. Они могут также думать, что эта вещь находится у нее, – то, за чем они охотятся, – черная книжка или еще что-то. Альфонсио, быть может, был сутенером Луизы Сержан, а Мемфис Шарль жила с ней в одной квартире.
Коччиоли почесал свой нос.
– Вернемся к вашей волшебной сказке, – сказал он. – Вы хотите сказать, что этой ночью две соперничающие группировки пытались заполучить вашу драгоценную персону, но ни одной из них это не удалось и все уехали, оставив вас привязанным к кровати, а также двух убитых на полу.
– Я ничего не говорил о двух соперничающих группировках. Я могу говорить только об этих двух типах – двух убитых, оставшихся со мной и что-то не поделивших между собой, возможно разошедшихся во мнении, что со мной делать дальше... и вот, – закончил я жалким тоном.
– Вы не могли бы придумать что-нибудь более правдоподобное?
– Я говорю то, что есть. Мне самому ничего не понятно.
Коччиоли вздохнул. Он допил кофе. Он дунул на стекло своих часов и протер их правым рукавом. Он раздражал меня.
– Вы не вызвали полицию, – повторил он.
– Меня здорово стукнули по голове, – сказал я, потирая затылок. – В этом доме не было телефона. Я вышел и пошел наугад. Я попытался остановить проезжающие машины, но вы ведь знаете, какие люди... Когда наконец одна тачка подобрала меня, мне не хотелось все еще более усложнять и просить, чтобы меня отвезли в жандармерию. Я приехал в Париж, и вот я здесь.
– И вот вы здесь, – повторил Коччиоли, недоверчиво глядя на свои часы. – Вам кажется, что я поверил в вашу историю?