Я не стала задерживаться, и стрелой вылетела из лавки.
Вот так новость. Принц Дагобер решил найти красотку себе под стать и устроил смотрины. Противно! Значит, рассчитывает, что будут эльфийки лучше Белладонны и Розалинды. Одну раздел, а жениться решил на другой. Бесстыжий кот. Но принцам ведь все можно, им все простят. Я растравляла обиды, хотя мне должно было наплевать, кого там раздевает принц. Но в груди так и бурлило от злости и… печали. И именно поэтому я не заметила, как дорогу мне преградили Морни и его дружки.
— Привет, Эрм!
— Привет, — буркнула я, пытаясь его обойти, но Морни встал поперек дороги, да еще сделал шаг в сторону, чтобы снова оказаться у меня на пути.
Я подавила вздох, понимая, кто этому причиной. Все знали, что Морни приударял за Свиорой. Ну, как приударял? Учитывая, что он двух слов связать не мог, скорее всего, приударял жестами. И вряд ли Свиоре это очень уж нравилось.
— Чего надо? — спросила я, останавливаясь, хотя и так было ясно — чего надо.
Прощайте отбивные, спасибо папаше за мою счастливую юность.
— Ты чего здесь крутишься? — спросил Морни грозно. — К Свиорке ходил?
— Нет, за отбивными, — ответила я вежливо.
Морни был повыше меня и пошире в плечах, и борода у него уже пробивалась, и за ним стояли еще трое крепких гномов, но мне почему-то не было страшно. Наоборот, так и тянуло вмазать кому-нибудь. Скорее всего, у них тоже настроение было не лучше.
Пока Морни соображал, что ответить, я ткнула пальцем в одного из его дружков — Барнаби, сыночка ювелира, что недавно приходил к нам. Решил, значит, поквитаться за все разом — и другу помочь, и самому душой успокоиться.
— А ты, Барнаби, чего там прячешься? — спросила я. — Пришел мстить за вывеску? Так не стесняйся. Решили морду бить, так что стесняетесь? Только я вам уже устал говорить, что не нужна мне Свиорка и…
Так и не придумав, что ответить, Морни перешел к убеждениям посредством кулаков. От первого удара я увернулась и с размаху припечатала отбивными Морни по физиономии. И весомо, и мягко.
Барнаби подскочил и наподдал меня по ребрам — больно, ничего не скажешь, и за это получил в глаз. И ему-то я ударила со всем вдохновением— кулаком, а не свертком с мясом.
Но тут на меня навалились сразу двое, и один — сто рогов ему под дыхло! — так пнул меня по коленной чашечке, что я взвыла и рухнула на мостовую.
Морни от души пнул меня еще пару раз, но в это время из лавки выскочила Свиора и набросилась на него с веником. Мясник тоже выбежал и разразился такими проклятиями, что победа немедленно заявила, что она с нами. Морни и его друзья позорно бежали, гонимые веником и ругательствами, а Виндальв помог мне подняться. Я хромала и сильно подозревала, что проклятые влюбленные оболтусы ногу мне сломали.
— Он один бросился на всех! — повторяла Свиора, как молитву. — Такой смелый! Отец! Бегите за доктором! Эрм ранен, ему непременно надо в постель!
— Да какое — ранен, — ответила я, морщась и потирая бок. — Пнули пару раз. И на ногу могу наступать, значит, не сломали. Вот идиоты паршивые… — тут я замолчала, чтобы не упоминать лишний раз, из-за чего началась драка.
А у Свиоры блестели глаза, и язык молол без разбору.
Подобрав сверток с мясом, который я уронила во время драки, я попрощалась с мясником и его дочерью, и поковыляла домой. Свиора настояла, чтобы проводить меня хотя бы пару кварталов, потому что я наотрез отказалась, чтобы она провожала меня до дому. Мне хватило и того, что она нежно держала меня за локоток и каждому встречному рассказывала, как я одна уложила на лопатки Морни и его шайку.
— Слушай, иди? — попросила я ее, после того, как впереди замаячила таверна. Не хватало еще рассказать обо всем старичью, что толчется там. Тогда точно сплетням не будет конца еще месяц.
— Но как я могу тебя бросить?! — она чуть не заплакала, а я чуть не закатила глаза.
— Со мной все будет хорошо, — заверила я ее. — Просто не хочу, чтобы ты видела меня таким вот… грязным, помятым…
Это произвело на нее впечатление, и она все-таки оставила меня в покое и ушла, оглядываясь через каждый два шага, махая рукой и посылая воздушные поцелуи.
Кое-как доковыляв до дома, я вынуждена была еще объясняться с папашей. Он с маху сел на табуретку и долго и мрачно молчал.
— Да все хорошо, пап, — сказала я, закатывая штанину и рассматривая колено, которое стремительно багровело. — Перелома нет, а я Морни тоже по физии съездила. Правда пальцы немного расшибла, но резец я в руках удержу. Ты же знаешь, на мне все быстро заживает.
Отец подергал себя за бороду.
— Пап, — позвала я.
Но он даже не посмотрел в мою сторону и глухо сказал:
— Я оказался не лучше той проклятой феи, что испортила тебе жизнь.
— Пап! Ты что такое болтаешь? — возмутилась я. — И ты не портил, и она не портил.! Благодаря ей мы живем, как короли!
— Тебе замуж надо, а не камнями плеваться и драться с Морни.
— Совсем не хочу замуж, — я обняла отца и прижалась щекой к его щеке. — Совсем-совсем не хочу.
И я ничуть не лгала в этот момент. Но вряд ли папаша мне поверил.
— Мы должны уехать из этого города, Эрм. Поедем к моей родне, в Стольмвиллет. Люди там живут простые, можно найти хорошего, доброго гнома…
— Стольмвиллет — захолустье! А у нас только пошли хорошие заказы! Скоро о нас узнают в столице…
— Да к хвостам и рогам эту столицу, — сказал папаша упрямо. — Прежде всего, я должен позаботиться о тебе. Мне недолго осталось, тебе нужен муж, чтобы заботился.
— Пап, ну что ты такое говоришь? Ты еще сто лет проживешь! И зачем нам кто-то чужой? Нам так замечательно вместе, — я грустно вздохнула и прибегла к последнему средству: — Здесь ведь могила мамы…
Отец вдруг решительно рубанул ребром ладони воздух и сказал, как отрезал:
— Мама поймет и простит!
8
Если что-то втемяшилось папаше в башку — выбить это невозможно. Я смогла лишь уговорить его повременить с переездом до конца года — мол, налоги уплачены, лицензия продлена, не надо ломать то, что долго строили.
Я надеялась, что к концу года его решимость поутихнет, если появятся заказчики из столицы. Вот только нас пригласят в графский замок, и тогда!.. Но дни шли, а вдовствующая графиня и ее дочери не посылали за нами.
Все только и говорили, что о предстоящем торжестве по случаю женитьбы принца, и заказы сыпались на нас, как из волшебного бездонного рога. В тот день мы с папашей сидели от утра до полудня, не разгибая спины. Я плела сетку для волос, а он корпел над шлифовкой камней, превращая бесформенные булыжники в гладкие, как спинки майских жуков, кабошоны.
Дверной колокольчик звякнул, а потом в дверь требовательно постучали. И это было странно, потому что сегодня шел седьмой день недели — день отдыха, и ни одна лавка не работала. Гости к нам не ходили, мы никого не ждали — очень странно.
Мы с папашей одновременно вскинули головы, посмотрев друг на друга.
Стук продолжался — настойчивый, хотя и не слишком громкий.
— Пойду, посмотрю, — папаша отложил недошлифованный камень и пошел открывать.
Я тоже пошла, хотя к дверям не подходила — остановилась в коридоре, в полутьме.
Прежде всего отец выглянул в крохотное окошко — не больше четверти ладони, заделанное прозрачной слюдой. Это было его изобретение, которым он страшно гордился — так можно было увидеть, кто пришел, не отпирая двери. Посмотрев в «глазок», он торопливо отомкнул три замка, сдвинул задвижку с хитрой пружиной, и распахнул двери.
Вошла женщина — эльфийка, настоящая дама. Она была уже в возрасте, потому что волосы на висках и надо лбом серебрились сединой, но лицо было юным, без единой морщинки. Эльфы не старились до самой смерти, чем несказанно гордились. И, собственно, было чему гордиться и чему завидовать.
— Это лавка «Багз и сын»? — спросила эльфийка.
Она была одета дорого, но просто — в черное шелковое платье и шелковую пелерину, обшитую черным воздушным пухом, я никогда не видела таких пушистых птиц, но смотрелось красиво.