— Тогда странно, что вы не стоите горой за сингапурское правительство.
— Но я при этом еще и на стороне поэтов, — улыбнулся Лазард.
— Они уничтожают старый Сингапур. От города скоро ничего не останется. Вот почему я пишу о нем роман. Я хочу запечатлеть и магазинчики, и гавань, и проституток, и Бугис-стрит, и велорикш — пока еще слышен звон их колокольчиков.
— А ваш главный герой преподает в университете?
— Нет. Он клерк у судового поставщика. Их тоже скоро повыведут.
— Великолепная идея.
— Любой роман, кроме всего прочего, это история общества.
— Как, наверное, и вся литература, — кивнул Лазард.
— Разумеется. Поэзия тоже. Возьмите любое стихотворение, где описывается идущий по Англии поезд, — и вы там непременно прочтете, что по рельсам его тащит паровой локомотив. Но таких локомотивов больше нет. Поэзия отстала от времени.
— Читатель поэзии… — Умолкнув, Лазард расстегнул свой портфель с нетерпением, свидетельствовавшим о том, что он собирался сделать это чуть ли не с самого начала. Порывшись в портфеле он вытащил на свет божий толстый, похожий на книгу журнал и показал мне. «Метро куотерли. Журнал по искусству». Журнал почти сам открылся именно на той странице, какая требовалась. Я увидел коротенькое стихотворение. Достаточно было одного взгляда, чтобы охватить текст целиком. «Какое зрелище! Большая рыба, орудуя умело плавниками, взмывает вверх на пенном гребне волн, и вот уже, сверкая чешуей, она кружит бесстрашно над скалою».
Внизу стояла подпись: Гаролд Лазард.
— Скажите мне честно, что вы об этом думаете. Будьте беспощадны.
— Хорошее стихотворение. Мне нравится его непритязательность.
Он заулыбался, но, кажется, не поверил в мою искренность. Я, однако, настаивал.
— И редактор, очевидно, того же мнения.
Гарри продолжал улыбаться. Большой мужчина с мощными бицепсами и толстыми волосатыми пальцами. Такие пальцы трудно было представить держащими ручку, записывающими рифмованные строки.
Пристальный интерес, с которым я разглядывал мясистые руки Лазарда, привел его в смущение. Он сказал:
— Да, я печатающийся поэт!
За кофе Лазард осведомился:
— Сколько вы зарабатываете?
— Тысячу четыреста в месяц.
— Вполне прилично.
— Еле хватает на бензин. Жене приходится работать, чтобы погасить нашу задолженность банку.
— Но почему? У вас нормальный американский оклад.
— Отнюдь. Мне платят сингапурскими долларами.
Легкая гримаса — недоверия, почти насмешки — на миг исказила его лицо, подернула стойкой рябью, которая подчеркнула отдельные черты, наложилась на общее выражение. Взгляд вдруг застыл; где-то позади зрачков явно производились расчеты. «Пятьдесят баксов в неделю!» — думал он.
— Допивайте, — сказал Лазард. — Я хочу вам кое-что показать.
— Вот здесь я живу, — объявил он, когда Ахмед свернул к воротам в высокой стене, выходящей на Холлэнд-роуд. Сколько я ни смотрел, однако, по обеим сторонам подъездной дорожки видел лишь пальмы, газон да клумбы. Мы проехали приличное расстояние, пока наконец не показался дом — огромный, с зеленой черепичной кровлей и белыми оштукатуренными стенами, сверкавшими на солнце. Стена надежно скрывала все это поместье от взоров извне — а из поместья невозможно было выглянуть наружу; все, что здесь оставалось сингапурского — это распаренное, потное небо.
При всей своей огромности дом был лишь деталью — как и газоны, как и клумбы; и даже бассейн, окруженный живой изгородью и решетчатыми арками, обвитыми зеленью, и даже ручей с водопадом, и мраморные статуи, и колонны, и другие здания — все это были лишь мелкие детали. За клумбами начинались заросли, усыпанные цветами кусты, деревья — не одиночные, а целый лес, зеленые с темным отливом джунгли, такие густые, что под плотным навесом их ветвей царила тьма.
Возле бассейна, мраморно-бледная — в первый момент я даже принял ее за очередную статую, — полулежала женщина. Лазард оживил этот мрамор громким криком:
— Фейетт, мы здесь!
Женщина устремила на него откровенно неодобрительный взор; затем, увидев меня, похоже, досчитала до десяти, прежде чем слегка улыбнулась и выпрямилась.
— Это Пол Теру! — снова крикнул Лазард. — Тот самый молодой человек, про которого я тебе рассказывал!
Она не шелохнулась. С королевской невозмутимостью она ждала, пока мы обойдем бассейн кругом, заставив нас проделать эту работу до конца. И одновременно не переставая крутила на пальце цепочку с неразличимым издали предметом, раскачивая его, точно маятник.