Она смотрит на меня жалобно, растерялась и говорит:
— Вы извините, пожалуйста! Но книги отзывов у нас вообще нет.
— Как нет? Такая выставка, в таком престижном месте, можно сказать, в самом культурном центре Петербурга… Ведь уже две недели прошло — сколько людей выставку посетило, и никто не мог отзыва написать, а автору реакция людей очень важна, он, может быть, сорок лет к этой выставке готовился, почему же вы книгу отзывов не положите?
— Вы меня извините, — говорит Нина Владимировна, а у самой слезы на глазах, — дело в том, что у нас кладовщица в отпуск ушла, кладовку с книгами на замок закрыла, а мне, знаете, сейчас не под силу на свои гроссбух купить, он пятнадцать тысяч стоит…
Ну, тут я притормозил резко. Начал задний ход давать. Все-таки, пост-перестроечный период. Инфляция есть, а инвестиций нет. Куда там — книгу отзывов иметь.
А самому очень обидно стало. Не так за Сморгона, как за себя. Потому что, пока я его картинки смотрел, я стишок придумал и в книге хотел написать. И не вышло.
Поэтому я и рассказ этот написал, чтобы стишок поместить, а не чтобы фимиам Сморгону курить.
С. Петербург, 12 августа 1996 г.
Варежка
Наступила зима, и дед начал собираться домой в Ленинград.
— У тебя есть варежка? — спросила мама.
— Нет, я забыл в Ленинграде.
— Давай, я тебе сошью, — сказала мама, — ведь ты поедешь в конце декабря, и там будет мороз.
— Хорошо, — сказал дед, — а пока ты шьешь, мы погуляем с Данькой.
Данька привел деда на детскую площадку. Там они покачались на качелях, покатались на карусели, а потом Данька забрался на высокую горку, съехал вниз и сказал деду:
— Давай, полезай за мной! Прокатишься!
Дед охнул и полез. Сначала по лесенке, потом по качающемуся мостику, потом пролез в трубу, потом опять по лесенке и, наконец, оказался на самом верху.
Там было так высоко! Далеко внизу бегали маленькие букарашки — дети. Горный орел пролетел где-то рядом, чуть не задев крылом дедушкину шляпу… Честно говоря, деду не очень хотелось катиться с горки, но он не хотел показать, что немножко боится, потому что настоящие мужчины ничего не боятся, а Данька уже съехал с горки два раза и показал себя как настоящий мужчина. Поэтому дед сел в красный желоб, зажмурил глаза и покатился.
Внизу его ждал Данька с растопыренными руками. Он схватил деда, дед схватил Даньку, они вцепились друг в друга и очень обрадовались. Дед был рад, что его спас Данька, а Данька был рад, что спас деда.
Когда они вернулись домой, то увидели маму, сидящую посреди кровати за работой. Вся комната была завалена кусками старой дубленки, нитками и иголками.
— Вот, — сказала мама радостно, — я уже почти закончила. Примерь.
— Что это? — спросил дед.
— Как что, — удивилась мама, — это варежка. Очень теплая. С мехом. И ты не замерзнешь.
— Да, конечно, — согласился дед, — оно… то есть она, очень теплая… Я обязательно увезу его… ее в Ленинград. Бабушке оно, то есть она, очень пригодится в зимних экспедициях. Как спальный мешок.
— Тебя смущает размер? — спросила мама.
— Немного смущает, — сознался дед.
— Ну, ничего, — бодро сказала мама. — Я слегка ушью, а вы пока еще погуляйте.
Дед взял Даньку за руку и они вышли на улицу, где встретили своих друзей — Элика, Катьку и Соньку, и дед стал за ними гоняться и их ловить, а они визжали и убегали.
Через час-полтора они вернулись домой.
Мама сидела по-прежнему в той же позе, поджав под себя ноги, которых, впрочем, не было видно, так как она по пояс утонула в рыже-белых обрезках меха.
— Ну вот, — сказала мама, — теперь все в порядке. Примерь.
Дед с опаской глубоко окунул руку в варежку и задумался.
— Что? Опять размер? — забеспокоилась мама.
— Хорошая варежка, — уклончиво ответил дед. — У меня еще сроду не бывало такой варежки…
— Тебе не нравится фасон? — озабоченно спросила мама.
— Чудесный фасон, — ответил дед. — Ихтиозавр средней упитанности наверняка гордился бы таким фасоном… Он бы использовал его как праздничный намордник.
— М-да, — нахмурилась мама, — на тебя не угодишь.
— Ну почему же, — сказал дед, — я очень доволен. Отличная варежка. Я предпочел бы с пальцем. Но и так можно носить. В виде муфты.