Отправляться Ларсен решил завтра утром. А сегодня нужно было успеть нанести ещё один визит…
Смеркалось зимой быстро. Ещё не поздно, а казалось, уже ночь.
Темно и тихо. Остались за спиной сияющие огнями праздничные улицы центра столицы, ароматы выпечки и жареного мяса, весёлый смех праздно гуляющих горожан, задорные и светлые мелодии уличных музыкантов, которых даже лёгкий морозец не смущал – умудрялись играть на потеху публике, да ещё и пританцовывать, чтобы согреться.
А здесь темно и тихо. Словно никто и не ждёт праздника…
Только невесомые снежинки, кружась, сыпались из чернильной пустоты неба. Цеплялись за одежду, щекотали нос, холодили ладони. Чудилось, это крохотные существа, похожие на белокрылых бабочек, порхают в затейливом танце.
Когда-то он любил смотреть на снег, и на праздничные огни, и верил, что если в полночь на Новый год срезать веточку с Дерева Подношений, загадать желание, а потом сжечь её в камине, всё, о чём попросить, обязательно сбудется. Вот только годы шли, веточки вспыхивали, смолистые иголочки, потрескивая, становились пепелом, а желания не сбывались.
«Боги исполняют просьбы только хороших и послушных детей. А ты скверный, дерзкий мальчишка! За это тебя и бросили. Даже родной матери оказался не нужен. Ты подарков не заслужил. Будешь весь праздник сидеть в чулане, вот тогда смиришь свой мерзкий нрав!» – визгливый старческий голос так отчётливо всплыл в памяти, что Ларсен передёрнул плечами и даже оглянулся. Но переулок был пуст.
«Там теперь всё иначе…» – напомнил себе Ларсен и прибавил шаг.
***
Он не стал трезвонить в дверной колокольчик, просунул руку в неприметную щель в заборе, ловким движением отдёрнул щеколду и тихо вошёл во двор. Поднялся проворно на высокое крыльцо. Дёрнул на себя ещё одну скрипучую обшарпанную дверь и шагнул в сумрачный, холодный коридор. На звук его шагов из боковой двери вынырнула едва различимая во тьме тень и охнула испуганно.
Ларсен и сам невольно вздрогнул – снова привиделись призраки прошлого.
«Теперь всё иначе… – снова повторил он про себя. – Старой Грымзы давно нет».
– Не пугайтесь, уважаемая Ивилла, это всего лишь я, – подал голос Ларс.
Темноту разогнал тусклый свет лампы.
– Сатье Оллье? – удивилась женщина. – Добрый вечер! Что-то случилось?
Ларсен подошёл ближе, так что сумрак уже не мешал различать широкое круглое лицо, и улыбнулся приветливо-нейтрально.
Наставнице Ивилле он никогда не улыбался так, как улыбался другим женщинам. Любые комплименты или знойные взгляды в свой адрес она воспринимала как обидную насмешку. А огорчать эту женщину ему совсем не хотелось.
Да, она была далеко не красавица, и прекрасно об этом знала. Довольно грубые черты лица, крупный нос, блеклые, жиденькие волосы, бледная кожа. Высокая, широкая, плотная, на первый взгляд, совершенно неуклюжая.
Нет, она не была грузной… Откуда взяться пышным бокам, когда ест она, что боги пошлют, за одним столом с подопечными сиротками? Но порой казалось, что эту женщину создал какой-то не очень умелый скульптор, просто взяв и обтесав кое-как большой кусок дерева или камня.
Только вот… Ларсен знал, какое большое и горячее сердце бьётся в этом «камне». Он видел, как преображается некрасивое лицо, когда она смотрит со стороны на своих «цыпляток», как проворно и ловко справляется со всеми хлопотами это «неуклюжее тело».
И зачастую в душе его просыпалось нечто сродни зависти: ведь будь в его детстве рядом такая наставница Ивилла, пожалуй, Оллье вырос бы совсем другим человеком.
– Добрый вечер! Нет, ничего страшного. Простите моё позднее вторжение, – развёл руками Ларсен. – Уезжаю завтра. Решил зайти предупредить и попрощаться. Скорее всего, не успею вернуться к началу праздников.
Он смущенно пожал плечами, заметив, как искренне она расстроилась.
– Как жаль, сатье Оллье, как жаль! – Ивилла вздохнула без всякого притворства. – Дети расстроятся, они всегда так ждут вас…
– Мне тоже жаль, – честно признался Ларсен. – Возможно, ещё успею… Или загляну к вам сразу после Нового года…
Пожалуй, единственной приятной из всех праздничных традиций была для Ларса традиция посещать приют и раздавать подарки и сладости местной ребятне. Собственно, изобрёл этот ежегодный обычай сам Ларсен Оллье, выросший в этих стенах и не знавший другого дома.
– Но раз уж так вышло, уважаемая Ивилла, вот… – Ларсен вложил в руку изумлённой женщины увесистый кошель и улыбнулся снова. – Придётся в этот раз вам побыть мной. Купите, пожалуйста, сами игрушки и сладости! Вы же лучше меня знаете, что они любят. А это… – во вторую руку лёг ещё один кошель, – на праздничный стол и… дрова. Холодно у вас здесь…