Следующая запись датирована через два дня. «Мистер и миссис Далли, по-видимому, решили, чтобы над Говардом провели операцию; я предложил им прийти для дополнительных обсуждений и не говорить Говарду об этом».
Знал ли мой отец, на что он соглашается? Знал ли он, что такое лоботомия? Объяснил ли Фримен, что со мной произойдет? Сказал ли он моему отцу, что его старший сын может стать овощем или умереть? Сказал ли он, что я могу стать зомби? Или он сказал ему — так же, как, похоже, говорил всем своим пациентам — что не стоит беспокоиться, потому что все будет хорошо?
Сидя за столом в архивной комнате, я ощутил страшное чувство предательства и забвения. Всего два дня? Это заняло всего два дня? Мой отец подумал о том, чтобы позволить Фримену сделать мне лоботомию, и затем дал свое согласие всего через два дня?
Я чувствовал себя подавленным. Мои руки дрожали. Барбара плакала. Пия держала держала микрофон на плече. Дэйв время от времени задавал мне вопросы. В комнате было тихо. Под нами, сквозь окна, я видел заснеженные улицы Вашингтона.
Дейв продолжал просматривать документы и передавал их мне по одному. Я вернулся к чтению.
Затем я обнаружил большую ложь.
Это была всего лишь еще одна страница заметок Фримена. Но с ней что-то было не так. Дата была неправильной. Первая запись датирована 30 ноября 1960 года. Вторая и третья были датированы 1 и 3 декабря — датами, когда мой отец навещал Фримена, а затем принимал решение.
Но следующая запись была датирована 7 ноября 1960 года. Она была на той же странице, что и предыдущие даты, но эта дата была не по порядку.
«Сегодня мистер Далли пришел с миссис Далли, чтобы обсудить предстоящую операцию над Говардом», — написал Фримен.
Я узнал от миссис Далли, когда мистер Далли вышел, что подозревается, что Говард чуть не убил своего младшего брата, так как младенца нашли в колыбели с переломом черепа и вмятиной в грудной клетке, и его едва удалось спасти от смерти. Миссис Далли говорит, что услышала это от миссис Хитон, которая утверждала, что сам мистер Далли рассказал ей об этом после смерти его жены; он сказал, что Говард ненавидел младенца, которго он связывал со смертью своей матери; поскольку Говарду было всего пять лет в то время, это кажется довольно вероятным.
Что? Я? Избить своего младшего брата Брюса? Это была ложь — ужасная, безобразная ложь.
Почему запись имела неправильную дату? Почему Лу рассказала историю Фримену, когда мой отец «ушел»? Почему Фримен не спросил об этом моего отца, когда тот вернулся? Он бы сказал, что это неправда. Кто такая миссис Хитон? Когда она рассказала эту историю Лу? Как мой отец мог рассказать миссис Хитон эту историю «во время смерти его жены», поскольку она умерла, когда Брюсу было всего двенадцать дней?
И почему — самый большой вопрос из всех — почему Лу так долго ждала, чтобы рассказать это Фримену? В течение почти двух месяцев она пыталась убедить его, что я опасен и сумасшедший. Если бы она верила, что я чуть не убил своего младшего брата, почему она мирно ждала так долго, чтобы рассказать об этом? Рассказывала ли она это теперь в виде последнего гвоздя в моем гробу, чтобы убедиться, что у Фримена было достаточно информации против меня, чтобы оправдать лоботомию?
Или Фримен вернулся и добавил эту информацию после лоботомии? Пытался ли он защитить себя, записав какие-то доказательства того, что я сумасшедший? Была ли это причина неправильной даты?
Голова болела. Я положил страницы. Я задыхался. Я не мог продолжать читать.
На протяжении многих лет я задавался вопросом, сделал ли я что-то, совершил ли какое-то ужасное преступление, которое заслужило бы лоботомию. Многое я забыл, многое было потеряно в туманном последствии операции. Забыл ли я и это? Было ли это ужасное дело, которое заставило их причинить мне боль?
Теперь у меня был ответ — и ответ был “нет”. Это была ложь. Это была самая большая ложь, которую я когда-либо слышал. Я никогда не нападал на Брюса. Я знал это. Он был маленьким младенцем, таким отсталым, что даже не знал своего имени. Почему я должен был причинить боль невинному малышу, как Брюс?
И почему Лу и Фримен заговорили о том, чтоб причинить боль невинному мальчику, мне?
Я убрал бумаги и сломался. Я заплакал. Я сказал Пии и Дейву: «Как двенадцатилетнему ребенку противостоять чему-то подобному?»
Они выключили записывающее оборудование и дали мне несколько минут, чтобы прийти в себя. Я плакал некоторое время.