Когда я увидел его снова, он был не в своем уме. Я не думаю, что он когда-либо стал нормальным после этого. Лечение должно было “успокоить” пациентов. В случае Стива, спокойствие было только временным. Годы спустя, Стив был отправлен в тюрьму за то, что он выстрелил из рогатки в бомжа в глаз после того, как тот передал ему бутылку вина, в которую кто-то пописал.
Я боялся электрошока. Я боялся и лекарств тоже. Я не имел опыта в этом деле, и я боялся, что они начнут давать мне что-то, что сделает меня сумасшедшим — как других парней, которых я видел на лекарствах. Я не знал, что врачи решили не давать мне электрошок из-за того, что у меня была лоботомия. Поэтому мой страх был очень реальным.
Мой отец все еще приезжал ко мне почти каждые выходные. Я думаю, он пытался все исправить. Он пытался сделать все правильно.
Кроме моего отца, моя другая бабушка, Бабушка Бу, была моим единственным посетителем в Агньюсе. Она иногда приходила. По какой-то причине она всегда приходила очень рано утром и спала в своей машине до начала часов посещений.
Я никогда не видел Лу. Я никогда не видел моих братьев. Когда мой отец приезжал, он, казалось, не хотел говорить об этом. Он не хотел говорить о том, чтобы я вернулся домой. Я отказался от любых мыслей об этом. Я знал, что они не хотят меня там видеть. Я знал, что я не могу уйти из Агньюса. Я перестал фантазировать об этом тоже.
Человек, который имел ключ к моему выходу из Агньюса, был доктор Шон. Шон был этим лысеющим психиатром, похожим на ботаника, с черными оправами очков. Он был хорошим парнем. Он общался со мной, как будто все это была большая шутка. Он называл меня “мистер Далли”, как будто я был взрослым, но это было скорее, как он насмехался надо мной. Он спрашивал меня: “Ну, мистер Далли, как вам жизнь здесь в Агньюсе?” как будто он был владельцем отеля и спрашивал меня, наслаждаюсь ли я пребыванием здесь.
Я видел его раз в месяц. Он задавал мне вопросы. Часы и часы вопросов. Он показывал мне чернильные пятна и спрашивал, что я думаю о них или что я в них вижу. Он никогда не говорил, что он думает о моих ответах. Он просто кивал головой и задавал еще один вопрос.
Через некоторое время он сказал мне, что знает, что я не предназначен для содержания в Агньюсе. Но он также сказал мне, что я не могу уйти.
Я говорил: “Как ты можешь это говорить? Как ты можешь сказать мне, что я не предназначен, но я все равно должен оставаться здесь?”
Он улыбнулся и сказал: “Такие дела.”
Время тянулось медленно. Было раздражительно находиться в Агньюсе. Я не знал, что я мог бы сделать, чтобы они поняли, что я не сумасшедший, кроме того, что я уже делал. И я не знал, как выбраться, кроме того, чтобы показать им, что я не сумасшедший. Но это не работало. Если доктор Шон знал, что я не предназначен для этого места, но сказал, что я не могу уйти, то как я когда-нибудь выберусь?
Я не думал о побеге, потому что не мог себе представить, куда я пойду. Я также не думал о самоубийстве. Я никогда не был самодеструктивен в этом отношении. Мне могло надоесть жить, как говорится в песнях, но я также боялся умирать. Я не хотел умирать, хоть я и был одинок, напуган и грустен. Я никогда не думал об убийстве себя.
Но было трудно смотреть на часы и переживать дни.
Как-то в середине 1968 года — у меня нет документов на этот период моей жизни, и я не вел какого-либо дневника заключенного в Агньюсе — доктор Шон сделал мне предложение. Он сказал, что если я смогу не попадать в неприятности в течение трех недель, он устроит моё освобождение. Это значило не причинять никаких проблем в течение трех недель. Мне необходимо было продержаться три недели, не нарушив никаких правил. Я не мог попасть в какую-либо историю.
Звучит просто. Для некоторых парней это было бы так. Но для меня это было сложно. Несколько раз я был близок к цели. Но потом мне записывали некоторые мелкие нарушения — прогулы занятий или пропуск обеда и тому подобное.
Через некоторое время Шон решил все же отпустить меня. Он сказал: “Ты уезжаешь”. Он не объяснил, почему. Он не сказал, куда. Он просто сказал: “Мы организуем твоё освобождение”.
Я не думал, что я еду домой. Я не думал, что я когда-нибудь вернусь домой. Я не думал, что они могут отправить меня обратно в “Juvenile Hall“. Я был слишком стар. Я не думал, что они отправят меня в тюрьму за чеки, потому что мне сказали, что об этом уже позаботились.
Так что я не был сильно удивлен, когда они сказали, что отправляют меня обратно в полупансионат. Я был возбужден. Я был заключен в Агньюсе более двух лет. Я не мог дождаться, чтобы выйти на свободу. Я был свободен снова.