Оглядевшись, я вспомнила, что была тут как-то раз с Рейдом, вскоре после того, как папе поставили диагноз. Поездка домой была тяжёлой. Настолько, что я прикрылась работой и улетела в Санта-Барбару на день раньше. Я будто вернулась к тому разговору с мамой о раке, и запаниковала. Сердце колотилось, я не могла дышать, пока сидела на двойной кровати в крохотной гостевой спальне в доме Элли. Мне нужно было уехать. Рейд не знал, что происходило, но понял, что со мной что-то не так, как только я постучала в его дверь. Я сказала ему, что день был плохим, и он привёз нас сюда. «Посмотреть на собак», — сказал он, потому что чей день мог остаться плохим, если он смотрел, как щенки свободно бегали и резвились с океаном?
Он был прав. Мы закатали штаны, нашли место на пляже и провели два часа, сидя в тишине. Ещё поговорили о работе и жизни. Он рассказал мне о свидании, на котором был, пока меня не было в городе. Они целовались около часа в его машине после того, как он подвёз её. Возбуждение стало таким сильным, что они не могли распрощаться друг с другом, и всё же недостаточным, чтобы заняться сексом на первом свидании. В ушах звенело, гул раздражения рос с каждой подробностью, что он описывал. Я смотрела на его губы, пока он говорил, представляла, как он делал то, о чём говорил, и… ненавидела это.
Когда я вспоминала такое, было сложно убедить себя, что наши отношения на сто процентов платонические. Взгляды, случайные прикосновения в машине, лёгкий флирт — я списывала это на то, что нам комфортно вместе, но я оказалась дурой. Я провела тот день, растянувшись на песке, моя голова покоилась на его животе, а глаза были закрыты. Я старалась подстроиться под его спокойное дыхание и слушала океан. Сделала бы я подобное с Эдом? Крисом? Алексом?
Да ни за что.
Я посмотрела на горизонт, где солнце таяло в море. Волны прилива разбивались о берег. Оставляя после себя следы из водорослей. Я спрятала пальцы ног в песок, пенная вода ещё не доставала до меня, но была всё ближе и ближе. Наверное, я всегда ревновала Рейда. Даже когда я не хотела поцеловать его, я уже не желала, чтобы он целовал кого-то другого.
Это делало меня гадкой… и в последнее время я всё чаще думала о таком.
Моя дружба с Рейдом была самой простой в жизни. У меня не было раньше лучшего друга — ещё и четверых — потому что я не знала, как дружить. Последние десять лет оказались скучным списком знакомств и короткой серией романтической моногамии. Со мной не происходило ничего драматичного.
И не просто так.
Я даже не рассказала сестре, когда стала жить с Дастином. Я ничего не скрывала, но это не казалось большим изменением нашего статуса. Мы были вместе, не поженились. Жизнь вместе уже звучала как большой шаг, но это всё ещё были мы. Изо дня в день. Он по-прежнему раздражал меня, когда обсасывал зубы после еды. Я раздражала его, бросая грязные вещи на пол. Мы не были готовы сказать «навеки», мы просто делили плату за жилье.
Однажды я объяснила это Рейду, и он смеялся около пятнадцати минут, а потом чмокнул меня в макушку.
— Что? — спросила я.
— Ты меня развеселила.
— Тем, что умно распоряжаюсь деньгами?
Он покачал головой.
— Потому что не разбираешься в любви.
Его слова меня лаже не задели. Как многие шуточки Рейда, они просто пролетали мимо ушей. Тогда я, наверное, рассмеялась и сказала:
— Я знаю.
Но я представила жизнь с Рейдом, и тепло взорвалось в животе. Это всё изменило бы, каждый первый вдох и последний утомлённый выдох дня. Это повлияло бы на любое настроение между ними. Я представила, как мы сонно двигаемся по кухне, ожидая, пока заварится кофе. На нём — мягкая потёртая серая футболка, и я могу запустить под неё руки, грея их об его живот. Я представила, как жалуюсь на его дыхание с утра, а он пытается меня поцеловать. Я представила, как мы вместе читаем научные статьи, сидя на диване, мои ноги лежат на его коленях, а он жалуется, что я мешаю ему работать. Я представила радость от того, что засыпаю с ним под одним одеялом. Не просто с тёплым телом, а с его тёплым телом. Каждую ночь.
Я хотела всё, что проносилось в моей голове.
Вдыхая солёный воздух, я прикрыла глаза. Знаю — люди не делятся на только хороших и только плохих, я могу совершить ошибки, оставаясь при этом хорошим человеком. Но сейчас уверенность меня покинула. Стыд впивался в моё горло, когда я думала, как бездумно обошлась с чувствами Рейда, и как оправдала то, что ранила его. Я подумала о том, как ужасно поступила с папой, и как всегда надеялась, что Элли будет там и поступит правильно, когда я не выдержу.
Я люблю Рейда, но соврала ему, о чём он уже знает.
Я люблю сестру и папу, но до сих пор вела себя несправедливо по отношению к ним обоим.
Пора повзрослеть.
* * *
Мои руки дрожали, когда я остановилась перед домом Рейда.
На часах уже начало одиннадцатого, но в гостиной работал телевизор, так что он был дома. Я сидела в темноте, смотрела, как тень мелькает за его окном, пока мужчина, выгуливающий собаку, не остановился, приглядываясь ко мне, на другой стороне улицы.
Я помахала ему, надеясь, что выглядела дружелюбнее маньячки, а потом вытащила ключ из зажигания и выбралась из машины.
Не успела я подняться на крыльцо, как загорелся свет, и входная дверь медленно открылась. Видимо, он заметил, что я подъехала.
Сердце подпрыгнуло в груди, когда я присмотрелась к нему. Спутанные тёмные волосы упали на лоб. Он выглядел утомлённо, стоял босиком, был в поношенных джинсах и синей футболке. Когда он вышел на освещённое крыльцо, моё тело отреагировало само собой. Я почти подошла к нему, чтобы обнять, но пришлось остановить себя и замереть.
Я лишь неловко помахала ему.
— Привет.
Сверчки шумели в паре кустов по бокам от крыльца, звук усиливался от его молчания.
Он переминался с ноги на ногу, спрятав руки в карманы.
— Уже поздно, Милли.
Я вдохнула.
— Знаю. Я хотела бы поговорить.
Раньше мне не нужно было просить о таком. Обычно я бы просто ворвалась, бросила вещи на пол и развалилась бы на его шикарном кожаном диване. А теперь между нами уже несколько недель всё было не как обычно.
Рейд удивил меня, отошёл на шаг и придержал дверь, чтобы я могла войти. На кухне горел светильник, и я видела, что столешницы сияли от чистоты, а раковина была пуста. Я прошла за Рейдом к телевизору, он убавил звук и бросил пульт на диван.
Его настроение — серьёзное и незнакомое для меня. Вчера он покинул мой дом разочарованным. Сейчас было что-то ещё в его замкнутом взгляде, в том, как напряженно вытянута его спина, будто вокруг него была стена, и он старался всё скрыть за ней.
Он указал на диван, и я с облегчением села, когда он опустился рядом со мной.
— Я знаю, что заставила тебя думать, — сказала я.
Раньше я не испытывала страха перед Рейдом, но половина дюйма, что разделяла наши руки, пугала. Мы не касались друг друга намеренно. Я хотела сжать его руку, ощутить её успокаивающую тяжесть. Я хотела услышать, что он всё равно любил меня, хоть я знала, что не заслужила этого.
Рейд кашлянул, и я поняла, что молчала слишком долго. Я вспотела, задыхалась. Ночь была тёплой, а на мне был тот же огромный свитер. Я посмотрела на наши ладони и заметила песчинки на рукаве.
— Я должна тебе кое-что рассказать, — я скривилась, потому что, конечно, я хотела ему кое-что рассказать. Потому я была тут, и мы оба это знали. — То, о чём должна была давно рассказать.
Палец Рейда дрогнул на подушке. Его ладони были большими, кожа — загорелой, и под ней проступали сухожилия. Я видела эти ладони в лаборатории, настраивающие чувствительное оборудование, а потом в постели, сжимающие меня, пробирающиеся в меня. Он видел, что я нервничала, что я медлила, но не стал в этот раз меня касаться и успокаивать.
— Продолжай.
Я потянула за рукава, накрыла ими пальцы, несмотря на жару. Мне словно требовалось силовое поле вокруг меня, некая ментальная броня.
— Я врала тебе… врала уже несколько недель.