Попав в квартиру друга, Матвей сначала скинул покрытые капельками воды кульки с одеждой в коридоре, делая вид, что не заметил, как Саша поморщился.
- Ты как бомжик, - прокомментировал Жарин, прыснув в кулак, наблюдая, как Шестерняков прощается с обувью, скидывая ее рядом с Адидасовскими кроссами хозяина квартиры.
От слов друга Матвей поморщился, но комментировать никак не стал. Единственное, что ему хотелось – это горячий сладкий чай в кружке и покой. И Сашка это вполне устроил, впихнув в его замерзшие пальцы пахнущую лимоном «Принцессу Нури». Сладостно вдыхая аромат, Матвей, как на духу, выдал, в чем произошел казус в их с Машкой отношениях, сам не понимая, в чем, собственно, этот самый казус и заключался. Он лишь знал, что чем-то не угодил и встал поперек горла. Сашка кивал, понимающе щурил большие зеленые глаза в обрамлении пушистых щеточек длиннющих черных ресниц, но ничего не говорил, давая другу выговориться. Он по себе знал, как это важно – высказать накипевшее. А Матвей все говорил и говорил, слова потоком лились из него, пока он шмыгал носом, уткнувшись взглядом в коричневую жижу в кружке.
- Эх, горе ты луковое, - высказал свою точку зрения Саша, когда недолгий рассказ подошел к концу. – Всегда тебе не везет на любовном фронте. Может, тогда в деньгах свезет?
- Ага, - закатил глаза пригорюнившийся Матвей. – Лет через двадцать, возможно.
- Не утрируй.
- А чо, не так, что ли? – в очередной раз шмыгнул носом Шестерняков.
- Может, стоит с парнем попробовать, раз уж с девушками тебе не везет? – предложил сомнительную идею Жарин, взглянув внимательным и не слишком приятным пронизывающим взглядом, словно читая, пригвоздя к месту. – Ну, а что? Человечек ты видный, многие захотят с тобой замутить.
Матвей подозрительно прищурился. Сашка свою ориентацию вовсе не скрывал, даже наоборот, если кто-то начинал нарываться, он активно отстаивал свое, из-за чего немало раз был бит и унижен, но это его не сломало, а только сделало сильней. И, обидчики, видя, что толстокожего геюгу не пробить, отвалили сами по себе, иногда лишь что-то вякая в сторонке. Это было похоже на лай собак при виде слона. Страшно рот открыть, но и заткнуться не могут. На чужую ориентацию и гомо-любовь Матвею было все равно. Он зауважал Сашку за принципы, за силу духа и крепкую жизненную позицию, - так они и сдружились. Шестерников знал, что Саша встречался с несколькими парнями и мужчинами за те четыре с половиной года, что они дружили, но друг никогда не посвящал его в подробности. Матвей лишь был в курсе, что Саша умеет отлично охмурять кого угодно. Собственно, с его-то внешностью не было ничего в этом удивительного. Высокий, выше самого Матвея на пару сантиметров, сухо-поджарый, с бронзовой кожей, сделанной в недорогом солярии, Сашка тянул на модель, если бы не слегка неровная горбинка на носу, что портила идеальную мордашку. Хотя, возможно, она и являлась некой изюминкой, подчеркивающей большие зеленые глаза, пухлые губы и острый подбородок. Темно-каштановые волосы Саша всегда укладывал в модную прическу, залачивая пряди и приподнимая их, чем еще больше подчеркивал свое лицо. Матвей хоть и не мог говорить объективно, но честно считал, что его друг один из самых красивых людей, которых он когда-либо видел. Повезло с генами, ничего не скажешь, ведь дражайшая мамочка Сашки передала сыну отличную наследственность. На его фоне Шестерняков терялся, а ведь сам был не промах в плане внешней карикатурности.
- Замутить или не замутить, но жарящимся в попу с мужиком я себя не представляю, - поморщился Матвей, прихлебывая чаек, исподлобья наблюдая за одногруппником, тяжело вздохнувшим, из-за чего его ресницы затрепетали, когда он прикрыл глаза, опустив плечи.
- Фу, ужасно звучит, - выдохнул Сашка, сморщившись. – Не будь таким грубым.
- Да я правду говорю! – по-серьезному возмутился Матвей. – Ну, не по парням я! Как представлю, дрожь берет.
- Ты ж не пробовал, балбес.
- Да и не хочу, - отпарировал Матвей. – Меня только девушки привлекают.
- Ага, и мы с тобой просто так год назад на вечеринке у Кольки из двадцать третьей, лизались, - буркнул Саша.
Щеки Матвея словно ошпарили кислотой. Жар мгновенно бросился к лицу. Шестерняков то ощутил прилив крови к лицу, то вдруг явственно осознал, что побледнел, став похожим на белоснежную свежевыстиранную простынь. И, правда, было дело.
- Но я тогда… Я был в стельку! – воскликнул Матвей, вспоминая, как сам накинулся на Жарина, буквально вцепившись в его губы, как оголодавший зверь в кусок мяса.
Матвею до сих пор было стыдно за тот инцидент. Он тогда встречался с девчонкой из параллельной группы, и она ему не давала. Напившись, Матвей сорвался с цепи. Он хотел близости с кем-нибудь. Поглощающего, жадного чувства собственного превосходства над кем-то, ощущать чью-нибудь подчиняемость. На глаза попался стоящий в сторонке не шибко довольный вечеринкой Саша, прихлебывающий пиво. Черт его знает, почему внимание привлекла не какая-нибудь девочка с курса. Матвей утащил друга на балкон под предлогом поговорить, где и захватил парня в свое распоряжение, прижимая к раскаленным от дневной жары перилам. Поцелуй вышел смазанным, горьким от смешанного на языках алкоголя, почти бездушным и нелепым, но он того не менее жарким. Саша от напора прифигел и не сразу сообразил, что происходит. Он видел, как Матвей самозабвенно напивался, но Жарин никогда бы не подумал, что друг полезет к нему с поцелуями. Но все же потом Сашка поддался. Он бы соврал, если бы сказал, что не хотел попробовать когда-нибудь с Матвеем. Тот был красив, хоть и не всегда осознавал, насколько привлекательны его чайно-карие с золотистыми вкраплениями глаза, как манят прикоснуться к ним вихры густых черных волос, а про молочную кожу, зацеловать до засосов которую казалось настоящим наслаждением, Сашка предпочитал молчать. Так что на поцелуй Саша ответил, чувствуя, как горячие ладони Матвея шарят под его футболкой, оглаживая напрягшийся пресс. И Матвей возбудился. По-настоящему. Саша прочувствовал это, когда парень прижался к нему, что-то пьяно выдыхая в рот, когда поцелуй пришлось прервать. Жарин, понимая, что единственный находится в адеквате, прекратил поползновения к своему телу, затолкав Матвея обратно в толпу людей, а тот, как в трансе, подчинился, как будто позабыв, как минуту назад жадно хватался за руки друга. На следующее утро Матвей помнил все, и ему было жутко не по себе, от чего хотелось побиться головой об стену. К счастью, Саша это прекрасно понимал, и с тех пор эту тему они не поднимали. До сегодняшнего вечера, от чего Матвею захотелось прямо сейчас провалиться сквозь недорогую плитку на полу в соседнюю квартиру, лишь бы не видеть этого прямого зеленоглазого взгляда, проникающего в самую душу.
- Тем не менее, на парня у тебя стояло железно, - дернул, как бы между прочим, плечом Саша, вздохнув. – Хотя бы попробовал, что ли. Девушки тебя посылают, и я уже заколебался постоянно слушать твои соплежуйства о разбитом сердце.
Матвей нахохлился, сжав кружку в ладонях посильней, от чего кожа на пальцах слегка побледнела. В чем-то Саша был прав. Он всегда был первым, к кому бежал жаловаться расстроенный любовными поражениями Матвей. Было немного нечестно плакаться на жилетке у друга, запрещая ему самому что-либо рассказывать о гомо-отношениях. Но Шестерняков переживал, что его попросту скрутит и стошнит от одних лишь представлений, как Саша развлекается с мужиками в постели. А Жарин отлично, при желании, мог порадовать подробностями. Такого счастья не надобно было детской психике Матвея.