Ага, так и поверила, только сейчас шнурки завяжу! Чтобы “не специально” подбить меня по ногам, я должна играть непосредственно на поле, а не быть за сотню метров от него! Я тогда сама, очень даже хорошо это помню, сделала подсечку ему.
А сегодня утро я обнаружила, что нога у меня чуть опухла и отекла. Ну как обнаружила... наступила на нее и упала. Сделав перевязку и выпив обезболивающего, я пошла в школу, а Вайноне я так ничего и не сказала, хотя она заметила то, что я прихрамываю. И вот сейчас боль снова вернулась... Черт.
Да еще и этот взгляд Николь... Мамой клянусь, я уверена, что она заметила повязку, хотя я специально не одела короткие носки. А еще и этот ее взгляд...
Меня немного передергивает, когда я его вспоминаю. Словно она готова кого-то прикончить, если узнает, кто это сделала. Никогда не видела, чтобы она так смотрела на кого-то, но, повторюсь, мы с ней вообще первый раз поговорили вне школы и я ее даже не знаю.
— Вейверли? — я оборачиваюсь на голос за спиной. Весьма удивленный голос такой, скажу я вам.
Называется, помяни черта... Я почему-то улыбаюсь, осматривая девушку с ног до головы. Впервые вижу ее на улице. И, видимо, она только что с тренировки, судя по рюкзаку за спиной и немного вялым движениям. Интересно было бы посмотреть, как она там дерется....
— Привет. — пытаюсь не выдавать удивления. Я не ожидала встретить ее на улице так поздно.
Она, судя по всему, тоже.
— Привет. — действительно, она удивлена. — Ты чего тут так поздно гуляешь и одна? Конечно, грабителей у нас кот наплакал, но все же.
— А, просто захотелось прогуляться. — быстро нахожу ответ. Я сама не заметила, как потемнело вокруг, а ведь я вышла прогуляться часа два назад. Наверное, мама и сестры волнуются. Про отца я не могу сказать такого, потому что он вообще, кажется, “морозится” по отношению к нам.
— Судя по всему, уже давно? — Николь подходит ближе.
Прислушиваюсь к ее голосу, почему-то чувствуя, как начинаю краснеть. С чего бы это? Хотя да, голос у нее приятный. Мягкий, даже так можно сказать. Возможно, этот аноним обладает таким же голосом. Вообще, я сейчас немного запуталась в отношении Николь.
Просто она в школе тоже “морозилась”, и я не могу понять, почему же. Потом просто решила не задумываться над этим. А сейчас.... Снова это чертово любопытство начинает брать верх. Да и почему она ведет себя так? Словно беспокоится?
— А, да. — понимаю, что мое молчание можно воспринять, как игнорирование, поэтому как-то поспешно тараторю ответ. — Здесь спокойно.
— Да? Ну, что есть то есть. — Николь пожимает плечами. Почему она пытается не смотреть мне в глаза? Хоть, уже достаточно темно, но я вполне четко вижу это. — А что, дома Вайнона покоя не даст?
Улавливаю какой-то веселый огонек в ее взгляде. Вот же, да что же ты за человек-то такой, Николь Хот? Я не могу тебя понять. Ты как-будто что-то скрываешь, но при этом абсолютно честна. Странное чувство. Опять эти странности везде! кажется, с тех пор, как мы с Чемпом поссорились и он неделю не попадался на глаза, я везде стала чувствовать себя странно.
Значит ли это, что я где-то ошиблась раньше? Возможно.
— Да. У нее шило в одном месте, вот что я тебе скажу. — бурчу, не в силах сдержать улыбку. Этот разговор как-то отвлекает от вспыхивающей в ноге боли.
Мы уже подошли к небольшому парку, который был этим вечером непривычно пуст. Даже хозяев с их собаками нет. Странно, уже что, настолько поздно? И вообще, почему я чувствую себя рядом с Николь, которую едва ли знаю, спокойно?
— Присядешь? — рыжая вдруг кивает на лавку.
Я неуверенно смотрю на нее. Все-таки, мне не показалось тогда, в школе? Замечательно.
Не знаю, что сказать на это. Я только надеюсь, что она не расскажет об этом остальным. Тогда Чемпу уж точно не сносить головы, а я не хочу иметь на своей совести труп. Вайнона и раньше грозилась прикончить его, но тогда у нее не было надежного аргумента для этого. А сейчас есть.
— Послушай, не знаю, почему ты не сказала Вайноне, но я не скажу, если тебе так нужно. — Николь проводит ладонью по распущенным волосам. Очаровательный жест. Краснею от подобной мысли. Серьезно, Вейвс? Очаровательно? Хотя, поспорить с этим сложно, ведь так оно и есть.
— Спасибо. — присаживаюсь на лавку, наконец немного расслабляясь.
— Да не за что же. — девушка присаживается рядом, но на некотором расстоянии. Чувствую некое смущение от того, что не понимаю, почему она вообще так делает. — А все-таки? Откуда такой “подарок”?
Немного хмурюсь. Блин, почему все вокруг стало таким непонятным?
Мы с Николь вообще, по сути, никто друг другу. Но разве может человек, которому ты безразличен, смотреть так... Как? Пронзительно? Проницательно? Понимающе? Нежно? Опять же, не могу ничего понять. Мы же никто друг другу. Почему она смотрит так?
— Упала. — черт, я совсем запуталась. Почему этого не случилось раньше? Это из-за таинственного анонима, или из-за Николь? Хотелось ругаться благим матом, хотя я такого никогда не делала, ведь вокруг только одни вопросы без ответа.
Николь склоняет голову на бок. Не поверила. Да твою же мать! Я в сердцах выругалась. Неужели меня так легко прочитать? Тогда почему Вайнона или Уилла ничего не сказали? Это не в их стиле отмалчиваться, когда кому-то из нас плохо и больно. И если мама могла терпеливо подождать, пока я сама все переварю и расскажу, то они уж точно бы даже применили силу, чтобы заставить меня выговориться.
— Почему ты соврала? — этот невероятно мягкий тон меня искренне озадачивает. Если бы солгали мне, я бы сразу начала выяснять отношения, чтобы понять: нужна ли я этому человеку, или нет. Но... ее голос был мягок, с нежными нотками какого-то понимая и искренней чистой обеспокоенности.
— Ты говоришь так, как-будто понимаешь меня. — голос предательски охрип. Черт, серьезно? Нет, плакать на таком морозе не выход.
— Не скажу, что прямо уж понимаю. — девушка откидывается спиной на скамейку. Терпеливо жду от нее ответа, нисколько, почему-то, не раздражаясь длительному молчанию с ее стороны. Мне хотелось услышать продолжение.
Мягкий порыв ветра растрепал волосы, от чего я фыркнула. Поправляю волосы, чтобы они не лезли на лицо, засовывая руки в карманы пальто. Сама Николь спокойно сидит в своей не слишком уж и теплой кожаной куртке, прикрыв глаза. Она даже не шелохнулась, чтобы убрать волосы от лица, которые, как оказалось, доставали ей до лопаток.
Захотелось нарисовать так сильно, что аж руки зачесались. Интересно, о чем это она так думает, что так мечтательно улыбается?
Вдруг она тряхнула головой, закидывая попавшие на лицо пряди назад. Снова смотрит на меня, на этот раз в глаза.
— Когда папа ушел от нас, я так разозлилась, что убежала из дома. Встретила нехорошую компанию, подралась. Я уже тогда шесть лет ходила к Горластому, поэтому как-то смогла дать отпор. Но в итоге мне проломили лицевую кость. Я тогда еще не знала об этом, поэтому и промолчала. О драке, о том, что знаю о том, что отец все время шлялся по бабам, пока она работала. Я просто не могла нагрузить ее еще больше.
Николь замолчала, дотрагиваясь до щеки, где, видимо, был шрам от операции. Я такого абсолютно не ожидала. Не ожидала этого откровения и такого доверия. Да и что скрывать, я чувствовала некую радость от того, что Николь все-таки не такой отморозок, каким я считала ее раньше.
— Я вернулась домой и оказала первую помощь: приложила лед, помазала мазью. все дела. Умудрялась скрывать это пару дней, пока однажды я не упала в обморок. Мама до жути испугалась, отвезла в больницу. По пути чуть сама не избила. И я тогда поняла, что стоило сказать. Ей было еще хуже, чем мне от этого молчания. Я тогда пообещала, что всегда буду честна с ней. И потом через год после развода она встретила Андрея. Она счастлива. И снова огорчать ее я не хочу.
Николь резко встает со скамьи, от чего я вздрогнула и начала дышать. Черт, я что, все это время не дышала?