Только брызнула на мои брюки грязная вода из-под колес.
Пятнадцать лет спустя я встретил и Визе — бог мой, как я ужаснулся, увидев немощного, дряхлого человечка с больными ногами и сонным лицом. Я сразу же посмотрел на его татуированные руки, которые когда-то наводили страх на женщин, но якоря и солнца на них почти невозможно было различить из-за бесчисленных морщин, изрезавших кожу. И самое страшное было то, что он меня не узнавал.
Я начал его расспрашивать, помнит ли он это, помнит ли то, а он только повторял смиренным голосом: «Затрудняюсь сказать, менеер…»
И я почему-то вспомнил еще одного человека, который после выхода в свет первого издания этой книги прислал мне восторженную открытку: «Я не могу оторваться от вашей «Маленькой войны», когда дочитаю, обязательно пришлю подробное письмо». С тех пор прошло пятнадцать лет, а я так и не получил от него никаких известий, и это стало для меня постоянным источником угрызений совести: а вдруг он умер во время дальнейшего чтения моей книги?
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
О мертвых не говорят плохо, но что мне придумать, чтобы написать о мадам Ондине несколько добрых слов? Она была настоящей ведьмой, созданной для того, чтобы досаждать людям, портить им настроение, вызывать смуту и наслаждаться войной. Какой неведомый яд разъедал ее душу, отчего она кипела злобой с утра до вечера, с колыбели до могилы? Недотепа муж был целиком и полностью под ее каблуком, и лишь изредка, вырвавшись на свободу, он напивался и кричал, отойдя на безопасное расстояние, что убьет ее. У нее были сыновья-висельники, из которых она пожелала вырастить ангелов и которых каждый вечер за всевозможные прегрешения отправляла в постель без ужина. Она запирала их в спальне наверху, а сама отправлялась к соседям сплетничать и клеветать, оставляя после себя, подобно комете, шлейф ненависти и раздоров. А тем временем ее святые бандиты предавали лачугу огню и мечу. «Мои дети прилично воспитаны», — говорила она. Принадлежать к обществу людей приличных, называться дамой (что вовсе не означает быть таковой) казалось ей наивысшим благом, которого только можно достичь в жизни. И она всю свою жизнь как безумная боролась за внешние признаки этого благополучия, пытаясь заполучить в свои лапы деньги, счет в банке, сберкнижку. Но это ей так и не удалось. Она не могла назвать своей собственностью даже хромоногий старый стул. Однажды ей показалось, что в ее руки наконец-то попало богатство — когда была выиграна-проиграна первая мировая война и разбитые немецкие войска уходили из Фландрии. Я был тогда мальчишкой и помню, как они шли, окровавленные, грязные, в изодранных мундирах. Они пели о войне, которая наконец-то кончилась, и родной стороне, которую они скоро увидят, швыряя по дороге тысячи марок. Никто в те дни не решался выйти на улицу. Кроме мадам Ондины. В измятом платье с пятнами маргарина, с растрепанными космами нечесаных волос, со спущенными чулками она собирала в фартук тысячи порхающих марок. Она остановилась только на мгновение, распрямившись, показала небу свой фартук, битком набитый деньгами, и обнажила в улыбке черные зубы. Потом оказалось, что эти марки ничего больше не стоят и что даже за миллион марок не купить куска хлеба. Она чуть не сошла с ума, когда у нее насильно вырвали из рук потерявшие всякую цену бумажки, чтобы сжечь их во дворе.
— Подождите, вот начнется новая война! — сказала она потом. И начала дрессировать своего мужа и бандитов сыновей в расчете на будущую войну, когда осуществятся все ее мечты. Война началась: младший из ее бандитов погиб на фронте, а старший сделался нацистом. Она к тому времени постарела, поседела, стала совсем больной. Однажды, стоя в очереди — не знаю уж за чем, — она свалилась без памяти и умерла там, где всегда жила — на улице.
Но, умирая, она успела сказать нечто весьма удивительное, что можно рассматривать не только как ее последние слова, но и в качестве последних слов книги:
КАКОЙ СМЫСЛ ИМЕЕТ ВСЕ ЭТО?
SELF-DEFENSE[35]
(Несколько слов в защиту самого себя.) Если в этой книге я постоянно говорю «я», то это скорее литературный прием, потому что на самом деле это означает «вы», — вы, бедные, маленькие, униженные, осмеянные, оплеванные и обласканные люди, которые не находят в себе мужества (или слишком глупы), чтобы выпрямиться во весь рост, и которые смеются вместе со мной над этой книжкой, потому что эта книжка показывает их такими, какие они есть, а кое-где в этой книжке встречается и неприличное «ха-ха!». Однако позвольте мне в порядке лирического отступления сказать несколько слов о себе. Я хочу предложить своему издателю конкурс под девизом: «Пусть каждый напишет свою «Маленькую войну», и в качестве главного приза — трубка, я же с удовольствием поделюсь с соискателями своим опытом и дам несколько советов: