— Нет, Ходича-апа, простите, — остановил ее Сурков, — нам такая не подойдет.
— Я не понимаю...
— Ходича-апа, давайте, пожалуйста, о других.
— Но у нас больше нет незамужних узбечек.
— А нам все равно, давайте любых.
— Что, что такое?.. — опешила хозяйка.
— Пожалуйста, назовите нам еще молодых.
— В другом зале есть одна Сания Измайловна, только какая она невеста...
— Так, прекрасно, это, кажется, то, что нам нужно. Расскажите-ка, пожалуйста, о ней.
— Ах вот как! — Ходича-апа начала наконец понимать, чего от нее хотят. — Максим-ака, вы можете когда-нибудь говорить серьезно? Ну что вам о ней рассказать. Работница неважная, говорят, нечиста на руку, пьет, гуляет.
— Так, очень хорошо. Опишите, как она выглядит.
— Женщина видная, но одевается безобразно, волосы чуть ли не каждую неделю в другой цвет красит, сейчас у нее, кажется, какой-то ярко-красный. Еще голос у нее гудит, как карнай[3].
— Достаточно, Ходича-апа, спасибо вам, — обрадовался капитан. — Теперь нам бы узнать, где она живет, и простите за беспокойство.
— За городом, в поселке сельхозинститута. В пятиэтажном доме, говорят, он там один такой. Ну а квартира тринадцатая, еще помню, смеялись мы, что номер счастливый.
...Нужный дом нашли сразу, вокруг действительно больше не было пятиэтажных. По дороге связались с отделом и начальник тут же направил в помощь группу с переезда. Так что обе группы подъехали к дому почти одновременно. Идти решили втроем: Сурков, Абдуллаев и лейтенант Султанов, старший второй опергруппы.
Вошли в полутемный подъезд. Двадцативаттная лампочка тускло и уныло освещала лестничную клетку. Нужная квартира оказалась на пятом этаже. Дверь грязная, залатанная фанерой, свисает до пола оборванная проводка от звонка. Пришлось стучать, хотя каким-то шестым чувством Максим Петрович сразу определил, что стучит в пустую квартиру. Наконец приоткрылась соседняя дверь и в щель, ограниченную цепочкой, выглянул пожилой мужчина.
— Зря стучите. Саньки дома нет.
— Где же она?
Сначала, видимо, мужчина не собирался выходить, но заметив наконец Абдуллаева в форме, снял цепочку и шагнул на площадку.
— Да она еще с вечера со своим куда-то умоталась.
— Уехали?
— Да нет, просто на пьянку, наверное. Вы за ней или за ним? — И не дожидаясь ответа, сосед продолжал ворчливо: — Давно за них взяться пора. — Мужчина с самого начала разговаривал только с Абдуллаевым, будто не замечая остальных. — А то в последнее время они здесь такое вытворяли. И куда вы только, милиция, смотрите.
— Так. Вот вы здесь, уважаемый, на милицию киваете, — негромко, но с явным раздражением сказал Максим Петрович. — А скажите, пожалуйста, сами вы что-нибудь делали, чтобы прекратить их безобразия?
— Да я что, — смутился тот. — Я как все...
— Вот-вот, как все, что означает: каждый сам по себе. — Сурков устало привалился к стене, некоторое время молча курил. Молчали и все остальные. — Так. Вы сказали — на пьянку... А куда они чаще всего ходят?
— У кого вы спрашиваете? Да он же боится нос высунуть со своей квартиры, — неожиданно раздался громкий голос снизу. — В разговор вмешалась высокая, пышная дама в летах, одетая в длинный ярко-желтый халат. — А если вы таки хотите что-то узнать, то не устраивайте гвалт на весь подъезд и зайдите ко мне.
— Значит, как все? — капитан повернулся к своему собеседнику, но тот уже начал пятиться к своей двери и на лице его было такое унылое и безразличное выражение, что Максим Петрович только рукой махнул.
— Сабирджан, — повернулся он к Султанову, — машины припрячьте поблизости и смотрите внимательно за дорогой, не спугнуть бы, если будут возвращаться.
— Что же он натворил? — не скрывая жгучего любопытства, повернулась к Суркову дама, едва успев усадить их в тесно заставленной разностильной мебелью комнате.
— Да нет, просто живет без прописки, — с наигранным безразличием ответил Максим Петрович.
— Вы мне, пожалуйста, таких вещей не говорите. Я ведь все, все знаю.
— Простите, не понял.
— Сегодня я все слышала. Вы знаете эти блочные дома, в них ведь никакой звукоизоляции. А у Саньки такой голосище, что когда они начинают ругаться, то это же кошмар! Нет, нет, молодой человек, — остановила она Рустама, который уже не мог сидеть спокойно и решительно надел фуражку. — Вам таки некуда спешить. Он уедет только утром, первым экспрессом.
Максим Петрович, невозмутимо расположившийся в кресле, моментально насторожился.
3
Карнай — среднеазиатский духовой музыкальный инструмент, медная труба длиной около 3 метров с раструбом на конце. Карнай издает мощный и низкий звук. —