— Это муж, — вставил лейтенант Султанов.
— В сумке также найдены тридцать рублей, — продолжал Рузиев. — Помада, пудреница, карандаш для бровей. Носовой платок. И вот эта маленькая коробочка, завернутая в клочок газеты.
Он протянул коробочку капитану Алиеву.
— Что в ней было? — спросил тот, разглядывая ее.
— Мы выяснили, что в ней находился вот этот самый перстень с рубином. Коробочка новая. И перстень новый. Вот еще — обручальное кольцо. Шестьдесят четыре рубля... Ее одежду я не принес.
Капитан Алиев, глядя на разложенные на столе женские украшения, задумался.
— Она, оказывается, состоятельная женщина. Где ее муж работает? — спросил он.
— В научно-исследовательском институте биологии растений, — ответил лейтенант Султанов. — Кандидат наук. Старший научный сотрудник.
Алиев оглядел своих помощников.
— Ну, что вы скажете?
— Думаю, следует допросить ее мужа, — предложил лейтенант Султанов.
— В то время, когда на него и без того обрушилось столько хлопот? — проговорил капитан задумчиво. — Допросим позже. А сейчас надо выяснить, где Саидова была вчера.
Капитан решил сам побывать в институте, где Саидова работала, но прежде — заехать на Чорсу. Он прошел в комнату отдыха, расположенную рядом с его кабинетом, переоделся в гражданский костюм и вышел на улицу.
— Давай на Чорсу! — сказал он шоферу.
Машина миновала проспект Ленина, свернула на проспект Навои. Обогнув сверкающий серебристыми струями фонтан, расположенный посредине площади Хадра, свернула направо.
— Подождите меня здесь, — сказал капитан.
Машина стала неподалеку от ворот трамвайного парка. Было душно и безветренно. Размякший асфальт вдавливался под каблуками. Над шашлычной стлался густой синий дым.
Капитан надел темные очки, пересек улицу, направляясь к шашлычной, потом быстро зашагал по широкому тротуару в сторону Чорсу. Он и сам понимал, что вряд ли сможет там выяснить более того, что ему доложили. Здесь прошло столько людей — все следы затоптаны. Однако привычка взяла верх. Хотя он ясно представил все, выслушав донесение лейтенанта Султанова, чувствовал необходимость увидеть это место собственными глазами.
Вот и тот тротуар. Прохожих не счесть. Разные люди.
Капитан остановился у края тротуара около зарослей шиповника. В небольшой клумбе, отделяющей тротуар от проезжей части улицы, он заметил несколько смятых кустиков райхона. Как раз напротив зарослей шиповника! Снова пришла в голову мысль, промелькнувшая, когда садился в машину: «Может, ее здесь оставили, привезя откуда-то?..» Шагнув к клумбе, он сорвал сломанные стебли.
— Эй, что вы делаете? — раздался позади сердитый женский окрик.
К Алиеву направилась решительная женщина средних лет с метлой в одной руке и совком для мусора в другой.
— Взрослый человек! Не стыдно? Разве для этого их сажали?
— Извините, тетушка, они были сломаны. Кто-то прошел здесь, глядите — следы. Вы здесь работаете? — спросил капитан, пряча улыбку.
— Уже больше месяца, как подметаю эту улицу — вместо покойного мужа.
— И до которого часа вы наводите лоск?
— Э, братец, думаешь, я часы соблюдаю? Я здесь и живу! Домишко мой рядом, вон за той будкой. Как свободная минута выпадет, так я и спешу сюда, подметать да поливать.
— А по вечерам приходите сюда?
— Для меня разве существует вечер или утро? Говорю же, как только освобожусь от хлопот по дому, бегу сюда. И утром, и вечером.
— А вы слышали, что вчера произошло на этом месте?
— С тех пор места себе не нахожу, братец. Вчера я как раз отмечала сороковой день смерти мужа. Только один раз не вышла — и уже, видите, что случилось. А сами-то вы откуда?
— Я из милиции. Вы не возражаете, если мы зайдем к вам?
— Прошу, братец, прошу. Обеденное время как раз. Идемте, милый.
Держа в руках обломанные веточки райхона, капитан пошел вслед за женщиной. А перешагнув порог калитки, остановился и прикрыл дверь. Как хозяйка ни приглашала зайти в дом, он отказался. Вынул из кармана фотографию Мунис Саидовой и показал ей.
— Вы встречали где-нибудь эту женщину?
Женщина вгляделась в фотографию.
— Что-то не припомню, братец...
— Попробуйте хорошенько вспомнить... На левой щеке чуть повыше рта родинка... Белая сумка, белые туфли...
— Постойте, постойте! Белая сумка, говорите? Я же ее позавчера видела! Днем. Вон у той будки газводу пила. Я как раз мела около будки. Ну, конечно, это она, милый, она... — Женщина оживилась и будто даже обрадовалась. — На лице, вот здесь, правда, родинка. С соевое зернышко. И одета с иголочки. Загляденье. Она мне даже что-то сказала. Ага, вспомнила! Видела, что я подметаю, и говорит: «Что же вы так пылите, тетя?» Я рассердилась на нее. «Во-первых, никакая я тебе не тетя, — говорю. — А во-вторых, сама разве не видишь, что убираю?» Она промолчала.