На той же встрече с журналистами в пресс-центре меня спросили, почему именно я был выбран для назначения в Ереван. Я высказал предположение, что, по всей видимости, свою роль сыграл мой опыт работы и в странах «третьего мира», и в Европе, ибо Армения, находясь географически в Азии, всей своей культурой и историей тяготеет к западным, христианским ценностям. Да и свои симпатии к армянскому народу я никогда не скрывал, имея друзей-армян и в Москве, и в Париже, и в Милане, и на острове Св.Лазаря. А вот каким образом возникла моя кандидатура на пост посла в Армении, я мог только гадать тогда, да и сейчас с полной уверенностью свои предположения подтвердить не в состоянии.
Раньше было проще. Я оказывался либо назначенцем управления кадров (стажером в Камбоджу в 1956 году), либо меня хотел взять к себе посол (так я поехал в Марокко в 1963 году и второй раз во Францию в 1979 году), либо меня выдвигал территориальный отдел, где меня хорошо знали (Первая Европа в Париж в 1972 году и в Милан в 1989-м). Кто предложил меня на роль посла в Армению, точно не знаю, но ясно, что МИД.
26 мая Б.Н.Ельцин подписал мои верительные грамоты, и я начал согласовывать через постпредство Армении в Москве время моей поездки в Ереван для их вручения президенту Левону Тер-Петросяну.
К этому моменту никаких сотрудников у меня еще не было. Но уже был в активе Владимир Степанович Стариков, который работал исполнительным секретарем советско-турецкой погранкомиссии и охотно согласился на должность советника-посланника посольства. Ко мне просились и более опытные дипломаты, но мне нужен был в тот момент не столько аналитик, способный писать соответствующие телеграммы, – эту функцию на первых порах я полностью взял на себя. Мне был нужен человек с административно-хозяйственной жилкой. Таким человеком мне показался Стариков, и я не ошибся: он освободил меня от многого того, что мне пришлось бы вытягивать самому в ущерб политической работе. И с ним вдвоем плюс небольшая консульская служба (сначала два, а потом три человека) мы и составили рабочее ядро посольства. Весной добавились политсоветник и завканц. Чуть позже – военный советник. И были еще у нас помощник посла, бухгалтер и завхоз, а также принятые на месте переводчик для обработки армянской прессы Людмила Сергеевна Ванян, очень грамотная, интеллигентная и милая женщина, и шофер Манташ Наполеонович Манташев, потомок тех самых Манташевых, которые славились своей предпринимательской деятельностью на всю Россию, прекрасный водитель и милейший человек.
Но весь этот коллектив будет реально складываться с того момента, когда посол вылетит на постоянное жительство в Ереван. А пока суд да дело, Старикова назначили исполнительным секретарем нашей госделегации, что дало ему прекрасную возможность войти в процесс становления межгосударственных отношений. Кстати, и я до отлета в Ереван находился в Москве на должности посла по особым поручениям, как и все мои сотоварищи из числа послов в странах СНГ и руководителей госделегаций. Это позволило получать приличную по мидовским меркам зарплату из центральной кассы: ведь у самих посольств собственного финансирования не было до осени 1992 года.
Вместе со Стариковым и еще одним сотрудником департамента СНГ на самолете Армянских авиалиний в пятницу 19 июня мы вылетели из Внукова и взяли курс на Ереван. Самолет был набит битком, люди сидели в проходах, во всех закутках и даже стояли, как в трамвае, во всяком случае, впечатление у меня было именно такое. В то лето резко сократилось число рейсов на Ереван – с девяти до одного-двух в день. Исчезла их точность и регулярность. А Аэрофлот вообще перестал туда летать. Поэтому было не до первых классов, положенных послам, нас, дипломатов, тоже распихивали как попало, и мы не роптали, главное было – долететь.
Долетели благополучно. Встретили нас достойно. И разместили в той самой дачке, которую дал нам под посольство президент. Нас окружала пышная зелень великолепного сада – грецкий орех, абрикосы, черешня, вишня, инжир, пшат, тута и всякие прочие плодовые и декоративные прелести Араратской долины забрались на высоту 800 метров над уровнем моря и прекрасно себя чувствовали, цветя, благоухая и плодонося. Здесь, пожалуй, только инжир не дозревал до кондиции, а так все годилось к столу.
Прилетели мы на неделю. Армянская сторона предложила насыщенную программу. И вручение грамот президенту было назначено уже на следующий, субботний день, с которого и началось официальное существование первого российского посольства в Армении. Именно первого, потому что Грибоедов никогда послом в Армении, как ошибочно думают некоторые армяне, не был, хотя бы по той простой причине, что она в его время не была независимым государством. А в 1920 году миссия полпреда Бориса Леграна носила по существу переговорный характер и вряд ли может считаться российским посольством в тогдашней Республике Армения. Она скорее предшественница госделегации Олеандрова. Так что как ни крути, а посольством мы были первым.
АНАЛИЗ СИТУАЦИИ
Надо сказать, что к этому этапному моменту российско-армянские отношения подошли далеко не в безоблачной атмосфере, как могло бы показаться, видя искренне дружеский прием, оказанный российским дипломатам на всех уровнях. Отношения между новоиспеченными независимыми государствами, появившимися на месте РСФСР и Армянской ССР, были отягощены не только воспоминаниями о семидесяти с лишним годах пребывания в составе тоталитарной империи, но и относительно недавним соучастием еще того, советского, Кремля в геноциде армян в Сумгаите (февраль 1988 года), Гяндже (ноябрь 1988), Баку (декабрь 1989 и январь 1990 года) и прямыми преступлениями советских вооруженных сил против армянского народа буквально накануне распада СССР. В 1990 и 1991 году под руководством Поляничек и Макашовых в тесном взаимодействии с азербайджанским ОМОНом и при активной пропагандистской поддержке большинства московских СМИ советские войска, независимо от того, будь то МО или МВД, в открытую занимались насильственной депортацией армянского населения из Геташена, Мартунашена и других сел вокруг Карабаха и в самом Карабахе. Вспомним хотя бы печально знаменитую операцию «Кольцо», прерванную только провалом ГКЧП. Эти же войска вооружали азербайджанскую армию таким образом, что ее оснащенность по сравнению с армянской армией в апреле 1992 года была, в зависимости от вида вооружений, в два, в десять, в сто, в двести раз больше, а самолетов у Армении тогда вообще не оказалось. Летчики были, а самолетов не было, у азербайджанцев около сотни истребителей и бомбардировщиков было, но своих пилотов не было, и они прибегли к русским и украинским наемникам, а сами вопили, что на стороне карабахцев мифические «белые колготки» и негры воюют. Кстати, таких бойцов там никто так и не обнаружил, зато в азербайджанской армии были и русские снайперши и афганские моджахеды, о чем писала даже американская пресса.
Ничего не сделал Горбачев для преодоления блокады, установленной бакинскими правителями уже в 1989 году, когда в зону Спитакского землетрясения начали поступать вагоны с цементом, залитым водой при прохождении составов по территории «братского Азибаржана», как говорил бесподобный Михаил Сергеевич. Блокада поддерживалась независимо от партийно-политической принадлежности тех, кто хозяйничал в Баку. Дерьмократы Эльчибея зверствовали в армянских погромах и в приграничных стычках не хуже «коммунистов» и «националистов» Муталибова и Алиева. Все они и блокаду использовали как средство удушения Армении и Карабаха. А Москва и пальцем не пошевельнула, чтобы с такой абсолютно противоправной политикой покончить. В результате в самых широких слоях армянского населения законное возмущение пакостями советского режима трансформировалось в антирусские настроения, которые еще и подогревались доморощенными националистами, попытавшимися придать внешнеполитическому курсу Армении проамериканскую и даже протурецкую ориентацию. Некоторые депутаты из правящего Армянского освободительного движения – АОД затеяли позорную возню против русского языка – в школах и вузах, в учреждениях и печати. Какие-то хулиганы свалили и украли бюст А.П.Чехова во дворе школы, носящей, слава Богу, и до сих пор имя великого русского писателя, очень уважаемого армянами. Началось снижение уровня изучения русской литературы студентами знаменитого Брюсовского института, не говоря уже о прекращении преподавания на русском языке почти всех предметов в университетах и других вузах. Чиновников заставили вести документацию исключительно на армянском языке, а устный перевод во время публичных манифестаций стали нередко ориентировать на англоязычных иностранцев, хотя первые руководители дипломатических представительств Франции, Китая, США, Германии подобрались в Ереване с неплохим знанием русского языка. Дело доходило до курьезов, когда русскому послу шептали перевод на ухо, а на публику шел английский текст, хотя, случалось, слушать его было некому. И открыть в Ереване русский университет оказалось куда труднее, чем американский или германский.