– Крепкий ты орешек, Стенка...
– Я его тень...
– Кого? – не поняла Тома.
– Степана...
– Знаешь что, тень. Передай Степану, что сейчас я ему капельницу в язык поставлю.
Степан улыбнулся.
– Прошлый раз в ногу кололи. Там есть место одно.
– Баба Нина даже медузе капельницу поставит, – отметила Тома.
– Она ее сначала молиться научит и заставит...
Тома звонко рассмеялась.
– Давай сюда свою ногу, – с этими словами она закатила штанину и принялась внимательно осматривать его кожу, похожую на лунную поверхность, испещренную синяками, словно кратерами.
Вскоре уголков ее губ коснулась хитрая улыбка. Пальцы привычным движением выудили откуда-то влажную ватку, протерли место будущей встречи иглы и кожи и потянулись за капельницей. Степан вздохнул и закрыл глаза.
– А где печенье? – спросил он, чтобы отвлечься от грядущего укола.
– А? Какое печенье?
– Которое детям. Которое я сегодня заработал для них.
– Ах, это печенье... Это печенье я уже передала через нашего шофера. Он как раз в тот район поехал, ну и я подумала – чего детишкам до вечера ждать. Уверена, они будут рады! А на пачке я написала: "От Стеньки Разина!"
– Знали бы они, кто это такой...
Тома посмотрела в его глаза.
– Главное, что ты это знаешь. Тут почти никто не знает, кто он такой. А ты вот знаешь. Вот и все. Лежи теперь, питайся, – она отрегулировала "скорость вспыхивания искр в системе" и подошла к своему столу. Там она переложила с места на место несколько листочков, как вдруг вздрогнула от того, что увидела кого-то в дверном проеме.
Это был молодой доктор, Егор Матвеевич, который, улыбаясь, смотрел то на нее, то на Степана.
– Тамара Васильевна! – бодро отчеканил он. – Зашел убедиться, что Степан прибыл на место проведения витаминной терапии. Можно вас на минуточку?
Степан открыл глаза и увидел, что Егор Матвеевич ему подмигнул. Тома подняла подбородок повыше.
– Сейчас подойду, я занята! – заявила она.
– Хорошо, я на посту вас подожду, – молодой доктор сделал короткое движение подбородком и исчез.
Тома взяла паузу только для того, чтобы решить, какие шахматные фигуры надо оставить на доске – одну королеву, одну пешку, одну ладью, либо сплошь заставить ее конями. Но она была отходчивой, а потому решила дать этому мальчишке еще один шанс. Она занесла над доской ладью, ступая тихо, словно боясь ее опрокинуть. Никогда еще пол на ее рабочем месте не видел, чтобы Тома кралась, как кошка. "Изумленно уставившись на нее протертыми глазами, линолеум улыбался ей прямоугольной улыбкой-заплаткой".
Степан опять закрыл глаза и спешно погрузился в пучину своей обычной слабости и головокружения. Сначала его сознание болталось по илистому дну, пока, наконец, ему не удалось зацепиться за какие-то острые камни и замереть на несколько минут, давая волю своей фантазии. Свежая струя из капельницы приятно холодила вену на ноге, и Степану показалось, будто руки наливаются металлом, становятся твердыми и крепкими. Мышцы превращаются в густо смазанные шестеренки, утяжеляются от внезапно появившейся в них силы. Все тело начинает прогрессировать, кости заменяются на титановые штифты, зубы обретают твердость камня, ногти покрываются тонким слоем острой керамики. В его пальцах из воздуха появляется карандаш, и вот он уже стоит перед чертежами и заканчивает проводить последние расчеты в сложнейших схемах и формулах своего нового революционного ракетного двигателя, который сможет доставить полезный груз на другие планеты, используя всего лишь два килограмма топлива. Вместо внутренних органов в нем гудят совершенные аккумуляторы, снабжающие его блестящий ум огромным количеством энергии. Вместо языка формируется база данных, в которой накопились все знания человечества. Ему доступны любые ответы на любые вопросы, стоит лишь произнести их вслух. Он помнит расстояния до каждой звезды в своей галактике, и может провести сложные расчеты траекторий "гравитационной пращи" в уме. Пол в его лаборатории начинает прогибаться, не выдерживая тяжести этого сверхорганизма, вершины эволюции разума, который использует энергию звезд самым рациональным из возможных способов. Дыхание становится легким, он даже не затрачивает на это усилий – воздух сам врывается в его легкие, вентилирует их, охлаждает радиаторы и эффективно отводит лишнее тепло. Он стал совершенной машиной, созданной, чтобы изобретать, презрительно оглядываясь на человеческие потребности и слабости.