— Стас, зайди ко мне на минуту, — внезапно попросил Тимофей.
Я спешил домой, но оставлять Панкратова одного после такой беседы было жестоко. Мы пешком взобрались на 4-й этаж. Тима отпер дверь и проследовал к себе в комнату. Интерьер комнаты мог произвести неизгладимое впечатление на слабонервного. На столе, полках и диване валялись книги и DVD в ярких обложках, стены были обвешаны плакатами, с которых на меня глазели окровавленные и клыкастые лица…
— Впечатлило? Теперь я собираю всё, связанное с вампиршами. Тут вот список фильмов и сериалов, пока не попавших в коллекцию. У тебя таких нет?
Я помотал головой:
— Папа не переносит американские фильмы и сериалы.
— Возможно, ты всё-таки смотрел фильм ≪Вампирши≫?
— Я не помню.
— Такое кино нереально забыть, я полтора часа находился в шоке. Вообрази, охотницы устроили налёт на дом за городом, в котором прятались вампирши. Стас, я ни разу не видел настолько жестокого отношения к этим несчастным! В них стреляли специальным оружием, а затем с помощью лебёдки вытаскивали на солнце! Ужас!
— Это выдумка.
— Выдумка! Думаешь, Кровавая Алекса поступила бы по-другому? Если Кристиана погибнет, я умру от печали. Мы обязаны быть вместе! Ради любви я готов пожертвовать всем, стать таким, как она. — Синие глаза Панкратова засияли от подобной идеи. — Я хочу разделить её судьбу. Мы уйдём во тьму, станем вечно страдать и любить…
— Скажи про это нашей новой учительнице биологии, она прикончит тебя заранее, для профилактики! — разозлился я.
Упоминание об охотнице разрешило нам сменить тему беседы, и мы начали обсуждать причины того, зачем байкерша появилась в нашем тихом городе.
Прощаясь, Панкратов пожал мне руку:
— Ты нарисуешь портрет Кристианы?
— Попытаюсь.
Явившись домой, я отложил в сторону невыученные уроки и приколол к мольберту чистый бумажный листок.
Сосредоточившись, воскрешал в памяти внешность Кристианы. Но в скором времени мне уже было не до темноглазой вампирши — в душе поселилась знакомая и беспричинная печаль, пальцы сильно стиснули карандаш. Чужая воля и до этого овладевала мной, но ни разу до этого я не испытывал во время рисования подобного страха, отчаяния и гнетущего ожидания, что скоро случится беда… Рисунок нарисовался за пару минут, а когда странное состояние прошло, я длительно не мог очухаться. Я сидел без движения с закрытыми глазами и опять переживал этот ужас. Когда-то дядя Лёня говорил, что мои видения предрекают то, что будет.
Сейчас кошмары приобрели отчётливость, реальность, и это означало одно — зло приблизилось и пришло время для того, чтобы какое-то ужасное пророчество сбылось.
— Мертвецы хоронят живых, смерть стала жизнью, а жизнь — смертью… — прошелестело в моих ушах.
Подойдя к мольберту, я рассматривал начертанный моей рукой рисунок. С виду это был простой пейзаж — вид на город с холма реки. Но приглядевшись к рисунку внимательней, я заметил, что в нём ужасно искажены все улицы, словно вывернуты наизнанку. Моя работа была схожа с работой художника Морица Эшера, который умел на бумаге изображать четвёртое измерение пространства. Я длительно и удивлённо рассматривал рисунок, затем поклал его в сейф — маленькое пространство за ковром на стене.
***
Первая четверть проходила незаметно и тихо. В начале осени не было никаких значительных событий, не считая того, что Женя Ханов перекрасил волосы в тёмный оттенок и меньше стал похож на гея, а в классе появился внезапный интерес к биологии.
Кровавая Алекса была безжалостна лишь к вампиршам, на уроках же — снисходительна и великодушна. К тому же она сообщала много интересного, выходившего за пределы школьной программы. Много кто в классе записался на факультатив по биологии, удивлённо заметив, что это довольно интересная наука.
Занятия в обычной и художественной школах вообще не предоставляли мне свободного времени и я всё реже вспоминал странные события этого лета, и даже непримиримая истребительница вампирш представлялась иногда обычной школьной учительницей. Я возвращался из художественной школы. С неба капал дождь, образовывая на тротуарах лужи, а ремень этюдника ощутимо оттягивал плечо. За мной уже несколько минут кто-то шёл. Так то в этом не было ничего удивительного — я шёл по Кутузовской улице, многолюдной, пересекавшей центр города.
Настораживало только то, что идущий за мной человек не отставал, но и не обгонял меня. Я заторопился вперёд — преследователь тоже ускорился.
Перед глазами замаячила дверь аптеки и я забежал внутрь. Я рассматривал лекарства, разложенные на прилавке и искоса наблюдал за входом. Женщина в бейсболке, надвинутой на глаза, зашла в аптеку и, сев на скамейку, стала листать буклеты рекламы. Я купил ненужные пастилки от кашля и опять вышел на улицу. Чтобы оказаться дома, мне нужно было завернуть в мрачный проулок и перейти пару пустых дворов.