И в меня полетели плевки.
Многочисленные.
Деревня Болотная.
Примерно то же время
Старуха Ши сидела на лавочке и, как обычно, смотрела на болота. Взгляд ее был недобро прищурен. Она вспоминала чужака, который туда ушел, и надеялась она об одном — чтобы он там сгинул. Уж очень не понравилась ей его Ци. Очень неприятная. Противная Ци. Праведная Ци. И чувствовался старик опасным.
Именно поэтому она и предупреждала его не трогать жаб, и ни в коем случае не идти к озеру с серебристым карпом. Она чувствовала, что это может…плохо кончиться. Не для него — для нее, для них…для жаб.
И вот сегодня все жабы на болотах разволновались, расквакались… Плохой знак. Очень плохой.
— Тетушка Ши, может, пора домой? — спросил ее один из молодых людей. — Уже холодает, да и опасно так поздно оставаться снаружи.
Не успела она ему ответить, как ее сердце пронзило словно острой иглой, и она рухнула с лавочки.
— Тетушка Ши? — подскочил к ней парень и помог подняться. — Тебе плохо? Знахарку позвать?
— Ква…
— А? — недоуменно спросил парень.
— Да нет, — сцепив зубы, ответила старуха Ши и сплюнула кровь, она случайно от боли квакнула. Как привыкла.
— Ну, как знаешь, тетушка Ши. Вон тебе совсем плохо, аж шатает.
Однако она убедила заботливого парня, что с ней всё хорошо.
Вот ублюдок, не сгинул, тварь такая! Еще и статуе навредил! Чтоб тебя демоны драли во все щели, урод! Чтоб тебя «Матка» сожрала и не поперхнулась! Чтоб тебя…
Еще минут десять тетушка Ши покрывала всеми ругательствами, которые только знала, того чужака, который отправился на болота.
Мало кто знал, но именно Тетушка Ши, которую большинство называло за глаза старухой Ши, была последовательницей культа трехлапой демонической жабы и приложила руку и кровь к созданию каждой каменной статуи. Да, собственно, в ней самой была жабья кровь. Поэтому сейчас она от злобы буквально раздувалась и с ненавистью смотрела на болота.
А потом не выдержала.
— КВААААААА!
Ее жабья натура иногда вырывалась на свободу.
Дети в деревне попросыпались, а взрослых бросило в холодный пот от этого «Ква».
— Ненавижу Праведников! — прошипела она через секунду.
Глава 20
Мы опять устроили бойню…
Только в этот раз почему-то ни одна матка не пришла. А статуя разрушилась еще легче, чем предыдущая. Похоже, то, что она отдала свою демоническую Ци своим квакающим последователям, ослабило ее на время. А может, дело в том, что чем меньше статуй становилось, тем слабее они были? Кажется, скоро узнаю.
И в этот раз на меня пыталось наложиться демоническое проклятие. Я думаю, что это были не сами статуи, а кто-то очень злой на то, что я разрушаю его идолов, хотел мне так отомстить. Мелко подгадить. Но не вышло.
Спасибо Малому Проклятью Хотея. А то мало ли, что там на меня демонюги хотят наложить — может что-то очень неприятное. А так, получалось как горох об стенку. Хоть раз Проклятье сыграло мне в плюс.
В любом случае, постепенно мы научились работать против жаб: лисы брали тех, что сбоку, я рвался в центр, а горшок меня прикрывал. И вместе с четками, и использованием Символом Очищения, в который я вбухивал теперь сразу порядочно Ци, я быстро разрушал статуи. Отшельник был прав: разрушить их и очистить болота с четками и его техникой мне было под силу. Главное — до поры до времени избегать «маток».
Через день после этой статуи мы наткнулись на еще одну. Как и предыдущая, она распалась на мелкие каменные крошки, а в меня выстрелили фиолетовые щупальца, которые, бессильно скользнув по моему телу, растаяли в воздухе.
В этот момент прозвучал странный недовольный подземный «КВА», но на этом всё и кончилось…
Без статуи жабы утрачивали львиную долю своей агрессивности и разбегались.
Ну а мы сразу отправлялись подальше, где не так воняло убитыми жабами. Старались находить местечко потише и побезопасней, потому что к уничтоженной статуе наверняка через время прискачет обеспокоенная матка.
Я медитировал, восстанавливал Ци. Лисы зализывали раны, которые я потом долечивал.
В основном раны были несерьёзные, по большей части ожоги, которые моя Ци прекрасно исцеляла. Так что лисам жаловаться было не на что.
А вот Ли Бо… Ли Бо давал волю своему ядовитому языку и обругивал всех и вся. Не знаю, что его так бесило — что в него плевали, или что он кроме как принимать плевки, сейчас был больше ни на что не способен. А может, ему просто нравилось изображать из себя очень обиженного. Лично я склонялся к последнему.