Впрочем, Тигэ была тут как тут. Каким-то образом она оседлала одну из кобылиц и объездила ее, несмотря на все ее выходки и штуки. И ездила на ней, вместо того, чтобы скакать сзади на своем старом мерине, которого я специально купила для нее из уважения к ее старости. Я ж ее предупреждала!
— Девочка моя, не родился еще тот, которого не может усмирить старуха Тигэ, прожив всю жизнь с принцессой и ее отпрысками… — хладнокровно ответила та.
Я только фыркнула.
— Ну, смотри, — сказала я. — Я не виновата. Мне только лучше, если тебя повезем поперек седла…
Но пока поперек седла часто возили меня, ибо Тигэ беспощадно и бесчеловечно меня скручивала, пользуясь тем, что я еще не отошла от болезни, и безжалостно меня порола за каждую мою выходку. Я только жалобно вопила:
— Радом!
Но Радом не вмешивался. Тэйвонту не вмешиваются в действия женщин, к тому же старых. Это их волчий закон. Их женщины и сестры могут лупить их как угодно и делать что угодно, тузить их, а они, только прячут болезненные места и не сопротивляются. Впрочем, последнее часто бесполезно, ибо женщины более ловки в обращении с оружием, еще и с таким садистским, типа железной палочки с локоть.
Мужчина лишь уходит и пытается ускользнуть от разъяренной женщины. Только в спарринге в учебном бою, понарошку, тэйвонту сражается с женщиной. Или в настоящем бою, если она на вражеской стороне. Но этого не бывает, ибо тэйвонту издревле между собой не сражаются, даже если состоят во враждебных партиях — все знают этот закон. А у дожутов нет женщин. Потому — все для блага Дивенора, нет розни!
И даже принцы, изредка грызясь между собой, никогда не втравливали в свои распри тэйвонту… Те охраняют и помогают им, и только.
Потому Радом женские отношения предоставил мне самой. Тем более, что угрозы жизни та не несла…
А скорей была доброй и заботливой бабушкой…
Боже мой, как она меня била! А я же уже взрослая! Меня же никогда до этого не били! Ибо ребенок лишь обозлится на родителей и возненавидит их, и замкнется на пороке.
Да и не было нужды — при нормальном воспитании ничто не нужное не придет в голову и ребенок доверяет родителям и подчиняется им из любви. Обычно ударами пытаются исправить свои собственные огрехи…
Но лишь забивают их внутрь, возводя стену между детьми и собой, и сея семена ненависти и зла в семье. Ребенок, который был наказан силой, у того, у которого он должен искать защиты, никогда уже не будет прежним… Можно наказать, лишив лакомства или даже посадив целый день чистить сапоги, хотя это не поможет, но никогда нельзя допускать унижение детского достоинства. Ибо вы его защита!
Достоинство не должно быть унижаемо ни при каких условиях, иначе скоро при взрослении вы рискуете увидеть в глазах ребенка равнодушие, чуть только он станет старше и самостоятельнее. Сколько матерей, жалующихся, сделавших себе старость одинокой своими собственными распускаемыми руками. Ребенок охотно послушает вас, если вы будете с ним, и будете заниматься! Ох, как послушает!
На какие только жертвы он не пойдет, чтобы заслужить ваше внимание!
— То-то твоя принцесса была избалованной, — злорадно сказала я, после того, как была в очередной раз выпорота. — Ты спутала суровость жизни ребенка, где царит тренировка, труд и напряженная суровая дисциплина обстоятельств и жизни, с жестокостью обращения. Выражение "кто жалеет ребенка — тот губит его" относится именно к условиям его жизни, когда все делают за него, окружают его роскошью и смотрят ему в рот, вместо того, чтоб окунуть его в суровый труд и даже полуголодную суровую жизнь тренировок и испытаний без излишеств. Но, наоборот, выявляя ему полную любовь. Воспитывать должны обстоятельства и традиция, дисциплина и строгость тренировок должна уже быть как бы закачана в учебное заведение, как нечто незыблемое, а учитель должен быть очагом света и любви, магнитом сердца, вдохновляющим и подымающим ученика. Это не он заставляет и утверждает военную дисциплину и повиновение, а традиции и обстоятельства. Только при таком двухстороннем давлении можно достигнуть правильного воспитания без расхлябанности и попустительства. И ребенок не станет отлынивать у любимого учителя, ибо с другой стороны ему жгут пятки, чтоб он не медлил. Как в замке Ухон. Где чудовищность суровой жизни, тренировок, испытаний сочетается с настоящим братством настоятелей, учителей, мастеров и учеников. Устав должен быть незыблем, он не может быть нарушен, но внутри его ты должна являть любовь. Там где порка, там ненависть и тупая казарма, калечащая и развращающая души. Вот!