— Она дорожная проститутка, — мстительно сказала Шоа. — Из тех, что путешественники нанимают, чтоб не было так жестко и ухабисто спать в карете. И чтоб кто-то все время массировал оттекшее тело, лучше всего собой и ласками, скрашивая дорогу и доставляя удовольствие. О, берут мастериц, чтоб дорога пролетела незаметно. Те держат их в непрерывном возбуждении, так что те совершенно изматываются и не замечают, когда дорога кончилась. Пусть Радом скажет, сколько раз она под него ложилась…
— Ни разу, — сказал тихо вошедший Радом. — И отныне те, кто тэйвонту и кто уважает брата и слова не вымолвят против нее плохого и извинятся за свои слова, — спокойно, но так строго и отрешенно сказал он, что никто и не подумал усмехнуться. — Она отныне моя невеста.
— Ты что, думаешь на ней жениться? — потрясенно завопил Рики. — Ты с ума сошел, если тебе в голову приходят такие мысли.
— Он не только думает, — холодно пояснил входящий старик Рихадо, внося сумки с провизией и оружием, приехавший с нами, — а его силой еле вытащили из Храма.
Где они на коленях умоляли обвенчать их. Только священник отказался, поскольку она не знает, кто она, откуда, сколько ей лет, замужем ли уже, — хладнокровно ляпнул он. — А он грозил его убить… И еще потому, что такое поведение и пользование чужой слабостью и болезнью недостойно настоятеля тэйвонту, — он со значением посмотрел на Радома, — а вдруг это принцесса, так с нас же всех голову снимут за такое распутство. Кто знает, как она себя поведет, когда очнется… Ребенка охмурять…
— Иного я от нее и не ожидала, — ошарашено сказала Шоа, с презрением глядя на меня.
— Я не ребенок! — возмущенно кричала я в это время.
Но меня никто не слушал.
Я подошла и поддерживающе обняла Радома, став рядом.
— Лучший из настоятелей в твоей защите не нуждается, ты, шлюха! — крикнула
Шоа.
— Шоа, девочка, ты сошла с ума! — ласково сказал Радом.
Та разрыдалась.
— Я не могууу! — всхлипывала она. — Я ненавижу ее. Я рреввнууюю… — запинаясь от слез, жалобно и покаянно выговорила она.
— Ты еще молоденькая… — успокаивающе сказала ей я. — А уже такая стерва!
Глава 58
Радом разложил провизию.
— Вам надо привыкнуть к виду моей жены, — сказал он. — А то вы что-то дергаетесь странно…
Он, притянул меня, посадив под боком. И я только жалобно пискнула под его рукой: маленькая, я помещалась аккурат у него под мышкой, счастливо прижавшись к нему и глядя на всех счастливыми громадными глазами… Это мне так потом передали.
— Ты ее опять собираешься нам оставить?!? — это был вопль души.
— Да нет, — сказал Радом. — Я не садист… И не мазохист… Себя жалко — жену отпустить — век потом маяться…
— Даже у собак бывает течка, — это подала голос Шоа.
— Ой, — радостно хлопнула в ладоши я. И засмеялась не в силах успокоиться.
— Ты чего? — подозрительно спросил меня Радом.
— А я и забыла, что среди Псов нахожусь! (Псы — так называли себя сами тэйвонту за свою абсолютную преданность королю. Псы Дивенора.) Но если тэйвонту псы, то Шоа значит просто сучка? — удивленным чистосердечным голосом спросила я.
От вырывания мои волосы спасло только то, что, хохоча во все горло, я спряталась за Радома.
— Ты видишь, что она творит? — сказал Рики Радому.
— Нормальная детская реакция, — пожал плечами тот. — А какой нормальный ребенок оставит такой выпад без ответа?
— Не знаю, как насчет нормальности, но, по-моему, вы оба тут свихнувшиеся!
Шоа стояла за спиной Рики, видимо, как единственного, кто ее тут полностью поддерживал, и что-то ему нашептывала.
— Когда говоришь брату гадости, оглянись, не стоит ли за твоей спиной лысый дьявол, — хладнокровно ляпнула я писание в ответ, чувствуя себя под защитой
Радома.
Кто-то хмыкнул, кто-то подавился, кто-то отвернул от Шоа голову…
Впрочем, я была не права, волосы у нее уже отросли, и она напоминала скорей бритого мальчика… Но все равно было смешно…
Слава Богу, начинавшуюся уже разогреваться публику перебила вошедшая Юурга.
Она сменилась с поста…
— Я виновата перед тобой, отец, — выговорила она. — Я не выполнила твою просьбу, — печально и виновато трепетал ее нежный голос. — После того, как я помогла нашим раненным вернуться, дважды пыталась кинуться в погоню и дважды нарывалась на засаду дожутов.
— Ничего, — ласково сказал тот, и я увидела совершенно другого Радома — благородного, мудрого, любящего своих детей Мастера, бывшего истинным настоятелем и отцом воспитанникам. Каким его знали, любили, перед которым преклонялись. — Я сам недооценил малышку… И к тому же теперь сам за ней ухаживаю… — нежно проговорил он, прижимая меня к себе, так что я полностью скрылась у него под мышкой и разве что не замурлыкала, счастливо стреляя оттуда глазками.