— Ты на этом кресле не сиди, — вдруг выдала чудачка. — Его заняли задолго до тебя…
— Правда что ли? — на автомате протянул я, гадая, когда уже придут женщины поадекватнее.
— Это любимое кресло Мишеля, — не унималась она. — И он очень не любит, когда тут сидит кто-то еще. Сильно рискуешь…
— Ну вот пусть он приедет, — хмыкнул я, — и скажет это лично. Только вот что-то его тут нет, не заметила?
— Это ты не заметил! — бодро вскочила с места эта крейзи девица. — Тут же все написано! Смотри!..
И, подойдя к креслу, которое занял я, триумфально ткнула на пузатую деревянную ручку — туда, где благородный дуб оказался испорчен очередным корявым дебильным «К+М». Мне аж захотелось протереть ладонь, случайно коснувшуюся этого художества. Какая недоработка! На месте хозяев я бы уже давно заменил сей вандализм.
— Таких, кстати, — тыкая пальцем в эти кривые буквы, довольно продолжала Лизавета, — полно по всему дому! Я штук тридцать насчитала. Еще под столом, за картиной, под лестницей… Хочешь, карту тебе нарисую?..
— Рома! Рома пришел! — спасая меня от дальнейшего общения с любительницей испорченной мебели, в гостиную вбежала младшая сестра Катерины и с искренней радостью кинулась ко мне.
Однако, доскакав до моего кресла, малышка замерла, склонила голову набок и выжидающе уставилась на меня.
— Привет!.. — по-детски хитро проворковала она.
— Привет! — я улыбнулся ей в ответ.
Она продолжала сиять молочными зубами и внимательно смотреть на меня, словно чего-то ждала. Чего? Что я вытащу из кармана конфетку? Блин, ну я же не маньяк какой, чтобы носить в карманах конфетки для детей. Благо, у меня был с собой забавный брелок с мягкой зверушкой, который я покупал для Инны, но, прикинув, что вкус у них, скорее всего, одинаковый, я презентовал его ей.
— Спасибо! Ты мне нравишься, Рома! — сразу после подкупа сообщила эта маленькая вымогательница. — Хотя, — по-детски взросло вздохнула она, — у Мишеля подарки лучше… Но если он не приедет, — тут же заверили меня, — то я выйду замуж за тебя!..
А может — я бросил взгляд в пустоту — уже кто-нибудь накормит Рому тортом и чаем? А то Роме пока не нравится, чем его тут угощают…
— Ром, — словно поняв, что гость недоволен, в гостиную вернулась мать Катерины с тортом и чаем, — как же все-таки хорошо, что ты к нам заскочил…
Ну наконец-то! Хоть кто-то рад непосредственно мне, а не тени былого фаворита…
— А то как Мишель уехал в свою Англию, — посетовала она, разливая чай по кружкам, — к нам парни уже и не заходят…
Да блин! Катерин, я к кому вообще пришел? Или заставлять ждать — это такой новый хороший тон?.. Наконец — самой последней — в гостиную соизволило вплыть ее величество, крайне сегодня не пунктуальное. И все разговоры об одном дурацком М мгновенно прекратились. Однако это «М» и так тут присутствовало — заметное и куда более четкое, чем на мебели — потому что красовалось на коже.
Явно считая, что дом — это место, где можно отбросить формальности, Катерина сняла массивное кольцо, которое носила повсюду, и теперь любой желающий мог во всех деталях рассмотреть ее незатейливую татуировку. Всего-то одна-единственная буква, а казалось, будто на ее безымянном пальце сидел целый человек, нахально лыбился, показывал мне факи и говорил: «и что ты тут забыл, кабачок? это я у нее на коже, не ты!»
В общем, несмотря на все богатства этого дома, торт оказался недостаточно сладким, а чай — недостаточно вкусным. Одно хорошо: застолье закончилось быстро.
— А теперь пойдем, — повернулась ко мне Катерина, — у меня для тебя сюрприз…
И все-таки я до сих пор надеялся, что он будет приятным. Ну ведь правда же, Катерин? Сдержанно царственное выражение на ее фейсе как всегда не давало ответа. Вместе мы поднялись на второй этаж, и она гостеприимно распахнула передо мной дверь, впуская меня в святая святых — вернее, в обитель зла.
Обычно по комнате девушки можно сказать много и о самой девушке — однако не в данном случае. Комната заразы нынче напоминала гостиничный номер, где вся индивидуальность была просто вычищена, снята со стен, убрана с полок. Ни статуэток, ни плакатов, ни картин — хотя я помню, что ее что-то украшало раньше. Сейчас же эта комната оказалась стерильно чистой, как уголок в мебельном магазине. Письменный стол, большая гардеробная, виолончель в углу, довольно узкая кровать, на которой, свернувшись калачиком, спала знакомая белая кошка с черной задницей, и огромная картонная коробка в углу, какие используют для переезда.
— Ты что, переезжаешь? — глядя на эти бумажные стенки, не удержался я.