— Весенние каникулы, — объяснил он.
Тем вечером мы играли на камышовых флейтах для Мэтта у костра. Было тепло. Мэтт и Бандо также решили сделать домик для гостей из рядом стоящей тсуги. Я согласился, потому что это было хорошей идеей, и догадывался, что это означает. А означало это то, что теперь я не беглец. Я больше не прятался в лесу. Я жил там, как обычные люди живут в доме. Мимо проходят незнакомцы, соседи приходят на ужин из трех блюд, я хожу по магазинам, прибираюсь перед приходом гостей.
Я ощущал почти то же самое, как если бы жил дома. Единственное отличие было в том, что навещать меня здесь было несколько труднее, но возможно. Со мной были Мэтт и Бандо. Мы выжгли и вырезали еще одну тсугу. Я работал с ними, размышляя о том, что со мной происходит. Почему я не закричал: «Нет»? Что заставило меня радостно строить город в лесу? А именно этим мы и занимались. Когда дерево было готово, Бандо обнаружил, что в ивах начал течь сок и ветки идеально подходили для дудочек. Вечер он провел за изготовлением флейт для нас. Мы играли все вместе. Это слово вместе. Может, оно было ответом городу.
Перед тем, как лечь спать, Мэтт неохотно сказал:
— В этих местах могут быть фотографы.
— Мэтт! — запротестовал я. — Что ты написал?
Бандо достал из кармана газетную вырезку.
Он прочитал ее, а также дополнительные материалы и комментарии из других газет. Потом он облокотился на дерево и, как обычно, закурил трубку.
— Признай, Торо, сегодня ты не можешь жить в Америке и быть абсолютно другим. Если ты хочешь быть не таким, как все, то ты будешь выделяться, и люди рано или поздно о тебе услышат; а в твоем случае, если они о тебе узнают, то отвезут в город или переселят, и больше ты не будешь другим, ты станешь как все.
Пауза.
— Торо, а у сов есть гнезда?
Я рассказал ему о совах и о том, как детеныши играли вокруг тсуги. После мы легли спать немного грустными — все мы. Время подходило к концу.
Мэтту надо было возвращаться в школу, а Бандо остался, чтобы помочь выжечь еще одно дерево для следующего гостевого домика. Мы срезали старое дерево, сделали кровать и уже приступили к изготовлению второй, но Бандо пришлось вернуться к преподаванию.
Я не был долго один. Мистер Куртка нашел меня.
Я был на плоту, пытаясь поймать огромную черепаху. Когда она клевала, то высовывала голову из воды, смотрела на меня своими мудрыми глазами и отпускала крючок. Внушающая Страх была рядом. Я сделал петлю, чтобы в следующий раз, когда она выплывет на поверхность, накинуть ей ее на шею, но в тот момент Внушающая Страх прыгнула мне на плечо и больно схватила когтями. Она была обеспокоена и вся напряглась, что на ее языке значило «люди», поэтому я не удивился, услышав голос с другой стороны ручья:
— Привет, Дэниел Буун. Что делаешь?
Это был мистер Куртка.
— Пытаюсь поймать этого кита-черепаху, — ответил я таким голосом, будто занимаюсь этим каждый день.
Я продолжил делать петлю, и он посоветовал мне:
— Ударь его палкой.
Я так и не смог поймать «старого динозавра», поэтому подплыл к берегу и забрал мистера Куртку. Час спустя мы все-таки поймали черепаху, разделали ее, и к тому времени я уже зная, что мистера Куртка зовут Том Сидлер.
— Пойдем в дом, — сказал я, и он подошел к дереву, прямо как после школы на Третьей авеню.
Конечно, он хотел все посмотреть, ему действительно все казалось необычным, но он быстро освоился и вызвался помочь мне приготовить мясо для черепашьего супа.
Он выкопал лука, пока я грел воду в жестянке. Черепашье мясо твердое, как камень, и его нужно варить часами, пока оно не станет мягким. Мы приправили суп солью гикори и добавили в него много луковиц купены. Том сказал, что он слишком жидкий, поэтому я добавил молотых орехов — у меня закончилась желудевая мука. Я попробовал кинуть в суп фиалковых корней — получилось неплохо.
— Хочешь остаться съесть суп и переночевать? — спросил я его во время готовки.
Он сказал:
— Конечно, — но добавил, что ему лучше сходить домой и предупредить маму. Он вернулся где-то два часа спустя, черепаха все еще не разварилась, поэтому мы пошли на луг прогуляться с Внушающей Страх. Она поймала себе еды, мы привязали ее к насесту и практически по-темному пришли к ущелью. Мы поужинали черепаховым супом. Спал Том в гостевом домике.
Я не мог заснуть. Все думал о том, что происходит. Все казалось таким привычным.
Мне нравился Том, я нравился ему, он часто приходил, почти каждые выходные. Он рассказал мне о своей команде по боулингу, о нескольких друзьях, у меня появилось ощущение, что я знаю многих людей в городе. От этого дикая природа становилась менее дикой. Когда однажды в выходные Том ушел домой, я написал это: