Выбрать главу

– Доктор! – он поймал за рукав врача «скорой помощи». – Что происходит, доктор?

– Успокойтесь. Я еще ничего не знаю. Ее необходимо обследовать.

– Папа! – закричала Моника. – Наша мама, папочка!

– Ничего не понимаю… Она же была здорова, когда я уходил!

Врач пожал плечами и пошел к кабине. Носилки вкатили в машину. Моника рвалась к матери.

– Успокойте ее, – крикнул Хуан Антонио Марии. – Я поеду в больницу.

– Папа! Я хочу с тобой, с тобой! – рыдая, Моника упала на траву. Игнасио и Мария подняли ее и повели к дому.

– Тебе нельзя в больницу, девочка…

– Ну, конечно, нельзя, Моника… Идем…

– Нет!!!

– Идем, идем с нами, – упрашивала Мария.

– Папа!

– Идем, помолимся святой деве. Пусть поможет твоей маме… Игнасио, помоги мне!

– Папочка!

Машина «скорой помощи» выехала из ворот и помчалась по темной улице.

– Аневризма, – врач с сочувствием смотрел на Хуана Антонио. После бессонной ночи, проведенной в приемном покое больницы, выглядел он неважно.

– Аневризма?

– Кровоизлияние в мозг, – пояснил врач. – К сожалению, оперативное вмешательство невозможно.

– Но что же теперь делать?!

– Будем надеяться на естественную абсорбцию. К сожалению… – врач вздохнул и посмотрел куда-то за спину Хуана Антонио, – вероятность того, что она выживет, ничтожна.

– Моника этого не перенесет, – Хуан Антонио тяжело опустился в кресло и закрыл глаза.

Это он во всем виноват. Лусия, конечно, знала, что он ей изменяет, но, по молчаливому уговору, они никогда не затрагивали этой темы. Он считал, что она не придает этому большого значения. Привлекательный мужчина, известный промышленник, он нравился многим женщинам. В их кругу мимолетные связи не считались чем-то из ряда вон выходящим. Лусия была, конечно, не их крута, но она знала, на что шла, когда выходила за него замуж. А он… он действительно любил ее и, кажется, раз и навсегда доказал это, когда женился на ней вопреки воле своей семьи, практически разорвав отношения с родственниками. Хуан Антонио вдруг с ужасом осознал, что думает о жене в прошедшем времени. Она же еще не умерла… Она не должна умереть! Господи, неужто это из-за вчерашнего?! Вчера он снова был у Иренэ. Эта женщина вцепилась в него железной хваткой. Ему это льстило. Конечно, она была цинична, и он не слишком ей верил, когда она говорила ему о своей любви. Но она была по-настоящему красива и отлично умела доказывать свою любовь. Несколько раз он порывался оставить ее и не мог…

– Что ты здесь делаешь?! – покрасневшими от бессонной ночи глазами он уставился на Иренэ, вошедшую, как ни в чем не бывало, в приемный покой больницы. На лице ее было выражение подходящего к случаю сострадания, но, конечно же, это был театр, игра, та игра, которую ему так нравилось разгадывать и которую Иренэ, честно говоря, не слишком и маскировала. Она видела, что его не провести, но все равно продолжала игру, и он, словно вовлеченный в водоворот, тоже играл, не зная, что игра эта может кончиться страшно…

– Ты не должна была сюда приходить!

– Позволь мне остаться. Твоя жена все равно не узнает.

– Ты словно… хищная птица. Мне это не нравится.

– Если Лусия умрет, никто больше не помешает нам быть вместе. Я права?

– Я не желаю об этом говорить. Это ужасно, то, что происходит. Я люблю Лусию…

– Ты хорошо к ней относишься. А это не одно и то же. Любишь ты меня, и сам это знаешь.

– Иренэ, ради Бога!

– Ты не виноват в том, что случилось…

– Причем тут – виноват или нет?

– Прошу тебя, Хуан Антонио… – Иренэ присела рядом с ним, и он понял, что никуда она отсюда не уйдет. – Мой долг быть с тобой в такую минуту. Или ты думаешь, твои родственники тебя поддержат?

Моника послушно сидела за столом, но, казалось, даже не замечала поставленной перед ней тарелки. Сердце Марии сжималось от жалости. Под глазами у девочки были темные круги: всю ночь она проплакала.

– Нужно поесть, Моника. Ты должна позавтракать, – в который уже раз повторила Мария.

– Я не хочу. Я хочу к маме. Пусть Игнасио отвезет меня.

– Сначала нужно дождаться папы, Моника. Посмотрим, что он скажет.

– Почему он не приезжает? Я хочу к маме. Ну, пожалуйста, пусть Игнасио отвезет меня…

– Твой папа скоро приедет. Моника взглянула Марии в глаза.

– Мама поправится, правда?

– Конечно, конечно, девочка… Ее обязательно вылечат, вот увидишь… Спой нам что-нибудь, Игнасио.

– Я спою «На заре», хотите? – Игнасио подмигнул Монике и откашлялся. – «На заре, на заре песню пел царь Давид…»

– Не надо! Я не хочу! – закричала Моника и выскочила из-за стола.

– Пошла бы в школу, поиграла с подружками, – предложила Мария.

– Я хочу к маме.

– Может, с куклой поиграешь, пока папа не вернулся? – спросил Игнасио.

– Глорита плачет и не хочет играть!

– Так поиграй с другими. Ты их совсем забыла. Давай, Моника, иди…

– Ладно, – Моника повернулась и пошла к двери. – Только если папа позвонит или приедет, вы мне скажите.

– Ну, конечно! – Мария и Игнасио облегченно переглянулись.

– Слава Богу, что вы вернулись, сеньор! – встретила Мария Хуана Антонио, заехавшего домой поесть и переодеться. – Моника совсем извелась.

– Я так и думал, что она не пойдет в школу…

– Какая уж тут школа, – вздохнула Мария. – Как там сеньора?

– Плохо, Мария. Она все еще без сознания…

– Я буду молиться за нее. Господь должен нам помочь.

– Знаешь, Мария… – Хуан Антонио с горечью взглянул на служанку. – Мне кажется… Господь хочет забрать ее к себе.

– Что вы такое говорите, сеньор! Сеньора Лусия не может умереть!

– О чем вы?! Мама умерла?! – Моника стояла в дверях и смотрела на отца широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Нет, Моника… Что ты… – Хуан Антонио подошел к ней и хотел обнять ее за плечи, но она вырвалась.

– Неправда! Я знаю… Она умерла.

– Если бы это было так, я бы тебе сказал.

– Я не хочу, чтобы она умирала, папочка! – Моника не выдержала и горько расплакалась.

Хуан Антонио обнял ее и, присев на диван, усадил к себе на колени.

– Ты должна успокоиться, Моника. Маме не понравилось бы, как ты себя ведешь…

– Я же ее так люблю…

– Я тоже ее люблю. Ну все… все, родная. Успокойся. А я приму душ, переоденусь и опять поеду в больницу.

– Возьми меня с собой…

– Послушай, Моника, – голос его стал строгим. Он редко разговаривал с дочерью таким тоном, и она притихла. – Возможно… Возможно, Моника… нас с тобой ждут трудные времена… Мы оба должны быть стойкими. Ты поняла меня, Моника?…

Глава 3

Даниэла сидела на том же месте, за своим столом, в своем кабинете… Все было точно так же, как несколько мгновений назад. И все было иначе. Вертикаль ее жизни вдруг надломилась, и она чувствовала, что еще немного, и все, что до сих пор составляло ее счастье, составляло ее саму – Даниэлу Лорентэ – лишится всякой опоры и рухнет вниз, в пропасть. Она бессознательно сопротивлялась этому чувству, мозг ее словно онемел, отказываясь воспринимать реальность, отказываясь верить услышанному, но все эти ухищрения разбивались о тихий, почти лишенный выражения голос посетительницы и круглые, невероятно живые, любопытные глаза малыша, которого та держала за руку.

– Вчера соседка принесла мне газету. Представляете, что я почувствовала, когда увидела там фотографию Альберто… рядом с вами…

– Господи, но это же невозможно, – пробормотала Даниэла. – Он не мог так поступить… Смотрите! – она показала женщине фотографию, которую держала в ящике стола. – Мы венчались в церкви… Все было так… прекрасно…

– Мы с ним тоже венчались в церкви… – сказала женщина. Она взглянула на малыша. – У нас с ним двое детей… Знаете… я всегда надеялась, что он ко мне вернется. Особенно, когда носила Рубена.