Кто–то вызвал скорую и меня отвезли в больницу Св.Георга, недалеко от Гайд–Парк–Корнера, где я увидела саблезубых львов и тигров соскакивающих со стен. Всюду куда бы я не повернулась, видела их, направляющихся прямо ко мне. Сёстры повесили на кровать боковинки и, прячась за ними всю ночь от оживших с потолка и стен вампиров, пытающихся сдержать моё дыхание, я тихо страдала от завладевшей моим сознанием паранойи. На следующий день полиция была у моей постели и они стали допытываться, кто так «меня зарядил», но не смогли от меня ничего добиться и продвинуться в своём расследовании. После этого случая Джими взял меня под свою защиту и стал следить, чтобы никто не дал мне чего–нибудь лишнего.
В основном это коснулось только безвредных весёлых поездок, таких, какие совершили мы однажды с Джоном Ленноном, удрав из Bag O'Nails. Мы решили покататься по улицам на его Роллсе, курили травку, хихикали. Всё шло хорошо, но меня шокировало то, что он вдруг остановил шофёра и, добежав до телефонной будки, пописал в ней. Под каким наркотиком он был, не знаю, но это было отвратительно и он упал в моих глазах как человек.
На другой вечеринке, на квартире какой–то девицы в Южном Кенсингтоне, Терри по прозвищу «Пилюля», роуди Animals и большой друг Эрика, заснул с открытым ртом. Мы с Ленноном, как пара грязных школьников, капнули LSD ему прямо в горло из пипетки. И стали с нетерпеньем ждать, когда же Терри проснётся и отправится в путешествие по потолку, но похоже, что он накачался чем–то более сильным. И когда, наконец, он зашевелился и встал, он не проявил никаких признаков действия LSD. Его организм, видимо, был настолько напичкан наркотиками, что наш вклад прошёл незамеченным, как укус блохи дикому слону.
Леннон часто заходил к нам, особенно когда Джими не было, обкуренный и заваливался спать. Однажды он несколько часов подряд ползал перед диваном, ни с кем не разговаривал и что–то там искал полностью во власти паранойи и напуганный странным местом, в котором оказался. С Джоном можно было и посмеяться, и выпить, но он всегда был слишком эгоистичен, чтобы действительно понравиться.
Героем Джими был Боб Дилан. Думаю, в Нью–Йорке они раз встретились, но были оба так обкурены, что только могли улыбаться друг другу. Когда он привёз из Америки его новый альбом John Wesley Harding, мы его не снимали с проигрывателя. Особенно Джими нравился номер, начинающийся словами: «Я спал и во сне увидел Святого Августина, такого же живого, как ты и я», сначала он хотел сам спеть её, но почувствовал, что это слишком личное для Дилана, для того, чтобы кто–нибудь её спел. Поэтому он решил сделать для себя All Along the Watchtower, но ужасно боялся, что Дилан засмеёт его и будет критиковать.
— Просто делай, — успокаивала я его, — у тебя получится, и ни о чём не думай.
Собрав музыкантов, пришли и Дейв Мейсон, и Брайан Джонс, ставшие одними из самых знаменитых звёзд, мы все толпой отправились на студию в Барниз. Как только туда добрались и стали играть, Джими понял, что захватил с собой не ту гитару и послал меня на такси за другой. Когда он окончательно углубился в музыку, цветок стал распускаться в его руках, и даже Дилан, прослушав окончательный вариант, сказал, что именно Джими её автор.
Когда Джими бывал в Лондоне, он часто записывал студию на себя и мы ехали туда с музыкантами, которых могли добудиться. Скрутив самокрутку, я ложилась на длинный кожаный диван за микшерским пультом и проваливалась в сон. Они джемовали вместе пока у них получалось. Временами Мич и Ноэл были там, если конечно, Джими удавалось их вызвать, но чаще он с не меньшим успехом играл с кем–нибудь другим. Я же, слившись с диваном, просто сидела там, пока они часами играли какую–то мешанину.
Мы почти всё время пропадали в Барниз в студии Olympic. Я договаривалась о времени, звонила звукоинженерам, одного из которых звали Эдди Кремер, просила предоставить нам столько времени, сколько возможно. Со многими можно было договориться, но только не с Эдди, он нас недолюбливал, он вечно нас торопил, ссылаясь на то, что ему уже пора домой, и он очень возмущался, когда мы курили траву в студии. Он всегда считал, что нас слишком много и говорил, что студия не место для вечеринок. Часто бывало так, что Джими оставался в студии один и занимался наложениями. Студийное время было дорогое — 30 фунтов в час. Мы обычно оставались там часа на три или около того, потом я выписывала чек, Джими оставалось только подписать его.