— Хотел проверить себя, — я сложил руки на коленях, чувствуя, как каждое моё слово отзывается в их сердцах. — Мне нужно было время понять, что делать с правдой, которую вспомнил.
Мать тихо выдохнула. В глазах плескалось столько эмоций — страх, надежда, вина, любовь.
— И что ты решил? — её голос дрожал, несмотря на попытки казаться спокойной.
Я выпрямился, глядя на них обоих — таких разных и таких похожих в своём ожидании:
— Завтра я возвращаюсь в свою прежнюю жизнь, — каждое слово звучало как удар молота в тишине.
Каору замерла — прекрасная и бесконечно печальная. Дед нахмурился, его брови сошлись в одну линию, выражая явное недовольство.
— Ты только начал привыкать к этому дому, — произнёс он особым тоном, который использовал только в важные моменты.
— Это мой выбор, — я старался говорить мягче, понимая, как много значат для него эти слова. — Но я буду приезжать на выходные, дед. Это обещание.
Что-то в его взгляде смягчилось, хотя беспокойство не исчезло полностью.
— А корпорация? — сложил он руки на коленях.
Я улыбнулся, вспоминая наш вчерашний разговор у ворот:
— Я помню всё, что обещал вчера. Буду помогать тебе, твоё наследие в надёжных руках. Но сначала… сначала я хочу закончить школу. Как обычный старшеклассник.
Дед поднял подбородок — гордый жест, за которым скрывалось понимание и, может быть, даже одобрение.
Я посмотрел на мать — она сидела неподвижно, ожидая моих слов. Сколько эмоций в её молчаливых чёрных глазах…
— И ещё одно, — мой голос прозвучал как сталь, как мифрил, чёртов вибраниум с адамантиумом! — Вы больше не вмешиваетесь в мою личную жизнь. Если хотите остаться её частью.
Её пальцы сжались крепче, но лицо осталось спокойным. Каору медленно кивнула, и во взгляде чёрных глаз я увидел то самое принятие, которого ждал.
— Я поняла, сын, — её голос был тихим, как шелест шёлка.
Дед тоже кивнул — в его лицо читалось уважение, смешанное с гордостью.
— Ты стал настоящим мужчиной, Казума, — произнёс он, и за его суровостью проглядывало тепло.
Я поднялся, готовый завершить разговор, и добавил с лёгкой улыбкой:
— Просто беру пример с лучших, дед, — и с благодарностью поклонился ему. Как внук — деду.
В его старческих глазах, наполнившихся слезами, мелькнуло то самое чувство, которое не нуждается в словах. Понимание. Гордость. Любовь.
Я лежал в постели, расслабившись после долгого дня, а Харуно, как всегда, сидела в кресле неподалёку — идеальная осанка, книга в руках, мягкий свет лампы подчёркивал её профиль.
— «…и тогда рыцарь понял, что истинная сила кроется не в мече, а в сердце», — читала она, но вдруг остановилась.
Я приоткрыл глаза:
— Что-то не так?
Харуно опустила книгу на колени, пальцы стиснули кожаный переплёт обложки:
— Казума-сама… Завтра вы покидаете нас?
В её глазах мелькнула грусть, которую она пыталась скрыть, но не смогла.
— Не навсегда, — я устроился удобнее. — Буду приезжать на выходные.
— Я буду с нетерпением ждать ваших приездов, — произнесла она смущённо, а плечи поникли.
— Харуно, — я внимательно смотрел на неё, — что ещё тебя тревожит?
Она подняла глаза — в полумраке спальни её щеки, казалось, порозовели:
— Казума-сама. Вы не чувствуете… напряжение?
Я задержал на ней взгляд, наблюдая, как она нервно поправляет складки униформы, пытаясь справиться с волнением.
— Чувствую.
Она замерла, глаза расширились, и румянец на щеках стал ещё ярче.
Ну, Харуно, ты сама это начала.
Она медленно поднялась и подошла к кровати. С какой-то иной грацией — нет, не та выученная элегантность идеальной горничной, а что-то более естественное, личное. Не говоря ни слова, она собрала волосы в хвост:
— Тогда расслабьтесь, Казума-сама, и позвольте позаботиться о вас, — прошептала она.
Выключила светильник. А затем мягко отвела одеяло. В свете луны её лицо казалось особенно прекрасным — таким сосредоточенным и нежным одновременно.
— Я приступаю, — прошептала она и, раскрыв ротик, облизнула МОЙ Х, а затем стала медленно заглатывать его.
Я молчал. Просто вцепился пальцами в одеяло и утопал. УТОПАЛ В НЕЙ.
Харуно двигала головой медленно, плавно, нежно. Никуда не торопясь. Я даже в какой-то момент расслабился и прикрыл глаза, отдавшись её ласкам, чувствуя, как напряжение превращается во что-то иное — глубокое, тёплое, мягкое.
Запустил пальцы в её волосы, сжав хвост.
— Умница… — прохрипел я.
ЧЁРТ! ПРОЗВУЧАЛО ТАК ПОШЛО!
Она подняла глаза. Её губы изогнулись в ангельской улыбке, и я погладил её по щеке, чуток похлопав по ней.