Всё это открывает в будущем огромные перспективы. Международная конференция в Женеве обсудила практические возможности сотрудничества всех стран в этой области. Я не занимаюсь непосредственно ядерной физикой и поэтому не участвовал в конференции. Но я надеюсь, что труды этой конференции дадут большой урожай. Однако я всё ещё спрашиваю себя, может ли даже технический рай уравновесить зло, порождённое атомной бомбой? Потому что, когда я вначале использовал выражение «на земле», я имел в виду не технический прогресс, а реализацию вечного стремления человека к «миру на земле».
Что касается этих мнений, то я хотел бы подчеркнуть, что я не могу здесь основываться ни на моих знаниях физики, ни на моих спорадических занятиях историей; эти мнения мне кажутся выражением здравого смысла, и они разделяются моими многочисленными друзьями, ведущими учёными во многих странах. Мы уверены, что большая война между великими державами стала невозможной или по крайней мере станет невозможной в ближайшем будущем. Она привела бы, вероятнее всего, к всеобщему уничтожению не только воюющих, но и нейтральных стран. Известное положение Клаузевица о том, что «война есть продолжение политики другими средствами», теперь больше несправедливо, так как война стала безумием, и если род человеческий не способен отказаться от войны, то его зоологическое название должно образовываться не от sapientia (мудрость), а от dementia (безумие).
Ведущие государственные деятели, кажется, хорошо понимают ситуацию. Уменьшение напряжённости, которое мы сейчас наблюдаем, показывает, что это так. Страх перед чудовищными масштабами катастрофы, которая может стать результатом вооружённого конфликта, повсюду привёл к переговорам. Но страх — плохая основа для примирения и разрешения конфликтов. Можно ли верить в то, что мир, основанный на страхе, может быть заменён чем-либо лучшим и более надёжным?
Я рискую прослыть в ваших глазах несколько чудаковатым человеком, который отказывается признать всю тяжесть ситуации подобно смешному философу Пальмштрёму в «Песнях с виселицы» немецкого поэта Моргенштерна:
Но я не одинок в своей надежде на длительный мир. Эйнштейн разделял эту надежду и перед смертью ясно это выразил в совместном заявлении, с Бертраном Расселом и другими. Восемнадцать лауреатов Нобелевской премии, химики и физики, собравшиеся для научной дискуссии в Линдау, единодушно приняли аналогичную декларацию (Майнауская декларация). И много других людей и групп опубликовали подобные декларации. Но немного времени есть у нас для того, чтобы эти слова возымели своё действие. Всё зависит от способности нынешнего поколения перестроить своё мышление в соответствии с новыми фактами. Если оно окажется неспособным на это, то дни цивилизации сочтены.
И если даже всё пойдёт хорошо, путь к миру будет проходить по самому краю пропасти.
И всё это оттого, что мир полон неразрешённых противоречий: границы стран изменены, их население перемещено, существуют конфликты между расами, языками, национальными традициями, религиями; колониальная система обанкротилась, и, наконец, существуют противоборствующие идеологии капитализма и коммунизма. Можем ли мы действительно надеяться, что все эти ужасные противоречия могут быть разрешены без применения силы? Не было бы предпочтительней вместо поисков радикальных предложений о запрещении войны попытаться запретить международным соглашением новое оружие массового уничтожения? Мои друзья и я считаем эту идею практически нереальной по следующим причинам.
Производство энергии на основе использования ядерных реакций уже планируется повсюду и всё более совершенствуется. Система надзора, созданная для воспрепятствования производству оружия уничтожения, может функционировать лишь в мирное время. Если между великими державами разразится война, даже если она вначале будет вестись обычным оружием, такой надзор прекратится. Разумно ли предполагать, что страна, будучи в отчаянном положении, но надеясь спастись с помощью атомной бомбы, захочет отказаться от этого последнего средства?