Что касается «обычного оружия», то я должен признаться, что не способен понять, почему оно не может стать источником таких же ужасов, которые обычно относят к атомному оружию. Оно перестало быть честным оружием, применявшимся солдатами против солдат, став средством неограниченного разрушения. Оно направлено не только против военных объектов, но также против организационной структуры и производственных мощностей страны-противника, оно — обычное оружие — убивает беспомощных и старых, оно уничтожает наиболее благородные и незаменимые достижения цивилизации. С моральной точки зрения решительным шагом к современному варварству стала концепция тотальной войны. Даже без атомного оружия перспектива использования обычных бомб в сочетании с химическими и бактериологическими ядами достаточно ужасна.
Запрещение лишь одного атомного оружия не оправдано ни с моральной, ни с гражданской точек зрения. Человечество может быть спасено лишь в том случае, если оно раз и навсегда откажется от применения силы. Сегодня мир зиждется на страхе, но эта основа непрочная. Следующей задачей должна стать стабилизация мира путём укрепления морально-этических принципов, которые лишь одни могут обеспечить мирное сосуществование людей. Христос учил, как человек должен относиться к человеку.
До сего времени страны поступали так, будто заповеди эти действовали только на их территории, но не в сфере их отношений между собой. В этом корень зла. Мы можем выжить, если только в международной сфере недоверие сменится взаимопониманием, подозрительность — желанием помочь, ненависть — любовью. В наше время доктрина отказа от применения силы стала на наших глазах победным оружием в руках нехристианина Мохандаса Ганди, освободившего свою страну без войны (не думаю, что он действовал бы иначе, если бы его противниками были не благонамеренные англичане, а любая другая нация). Почему бы не последовать его примеру?
Мы часто слышим слова осуждения в адрес физиков-атомников: вся неустроенность мира является-де плодом ошибок этих «атлетов разума», причём не только атомная бомба, но и плохая погода.
Я пытался показать, что эволюция человеческого разума должна была однажды привести к освобождению и использованию энергии, хранящейся в атомном ядре. Быстрота, с которой это произошло, привела к возникновению критической обстановки, явившейся следствием трагической случайности исторического значения: деление урана было открыто как раз в то время, когда Гитлер захватил власть, и именно в той самой стране, где он захватил власть. Вынужденный, как и многие другие в то время, покинуть Германию, я видел панику, охватившую мир, когда первые успехи Гитлера сделали вероятной возможность покорения им всех стран мира.
Физики, эмигрировавшие из Центральной Европы, знали, что спасения не было, если бы немцы первые создали атомную бомбу. Даже Эйнштейн, который всю жизнь был пацифистом, разделял эти опасения, и его убедили предупредить об этом Рузвельта.
Учёные, эмигрировавшие из Европы, внесли большой вклад в урановый проект; наиболее выдающимся среди них был Энрико Ферми, один из величайших физиков вашего времени. Нельзя обвинять людей, принимавших участие в создании бомбы, если только не стоять на позициях крайнего пацифизма, воспрещающего применение силы даже перед лицом величайшей беды. Но применение атомных бомб против Японии на последнем этапе войны было совсем другим делом. Ответственность за это несут не только политики и военные, но и группа учёных — советников комитета, назначенного президентом Трумэном для решения данного вопроса. Эти учёные были поглощены своими проблемами, и они торжествовали, когда решение было найдено, но их мало беспокоили последствия. А если их что-то и беспокоило, то это чувство заглушалось сознанием того, что это лежит вне сферы их влияния.
Мысль о запрещении исследований из-за того, что их результаты могли оказаться опасными, представлялась им абсурдной, так же как и их преемникам, ибо, если бы они отказались от исследований, нашлось бы множество других, согласных на это, и если бы американцы не были впереди, то впереди оказались бы русские. Почти все вернулись потом к мирным занятиям, к исследованиям и преподаванию; ничего более они не желали. Они образовали общество для обсуждения и изучения социальной ответственности учёных и борьбы с неправильным использованием открытий.